Совершенно безнадежное занятие

Есть два противоположных мнения. Первое: писатели должны жить хорошо, чтобы иметь возможность спокойно работать. Второе: писатели обязаны жить плохо, чтобы┘ "На каторгу бы вас!" - ласково говорил Достоевский собеседникам, а на вопрос "Зачем?" отвечал просто: "Страданием очистимся!"

Благословение тюрьме (Солженицын) и проклятие тюрьме (Шаламов) до сих пор составляют предмет русских писательских дискуссий. Не участвующие в околотюремных дискуссиях живут, как умеют.

Если оставить в стороне проблему гарантированно прибыльных "проектов" (как правило, связанных и помимо литературы с чем-то более публичным и высокогонорарным), то привлекательность литературного дела заключается, как это ни странно, в его полнейшей безнадежности. Дебютанту не потребуется много времени, чтобы узнать цену писательской репутации ("Писатель? А-а, понятно┘ Ну, а работаете-то где?").

Писатели потому так всех и раздражают, что в глубине души им надо и хочется очень многого, а прилюдно они свою стяжательскую натуру не показывают. Более того - очень часто вообще не имеют стяжательских наклонностей. Чиркают перышком по бумажке, долбят по клавиатуре - всего и трудов. И при столь непотных трудах то и дело умудряются, разрази их гром, привлечь к себе внимание, а то и сказать что-то нетривиальное. Пугают людей. Не состоят в партиях. Не ходят голосовать. Не имеют ИНН и карточек пенсионного и медицинского страхования. Пьют до работы, во время работы и после. Имеют собственное мнение. Находят время не только писать, но и читать книжки. Непонятно, зачем они вообще нужны.

Если бы писатели знали, зачем они нужны┘ Эрнст Теодор Амадей Гофман считал себя замечательным юристом и выдающимся композитором, а писал от бессонницы. Благодаря бессоннице мы его и помним.

Не позавидуешь тому, кто пережил свою славу. Еще менее завидна участь не дожившего до славы. Трудно оценить того, кто был могуч и славен при жизни - и кого забыли через полчаса после поминок. Полным-полно тех, кто вообще не подпадает ни под один из трех вариантов. А писатели не сдаются. Велик греховный соблазн этого безнадежного дела.