С купеческим размахом

Артур Смольянинов и Марина Александрова в спектакле «Джентльменъ».
Фото Михаила Гутермана

Премьеру «Джентльмена» в театре «Современник», наверное, следует отнести к числу ожидаемых: на сборе труппы худрук театра Галина Волчек пообещала в этом сезоне дать массированный залп по гламуру, причем сразу с двух сторон, то есть двумя спектаклями. Самое интересное, что обе пьесы были извлечены из далекого прошлого, обе в советское время не шли. Премьеру «Хорошенькой» Сергея Найденова сыграют на Другой сцене в середине марта, а вот «Джентльмена» Сумбатова-Южина публике предъявили в конце минувшей недели.

Известно, что «Джентльменъ» – а именно так, «по-дореволюционному», пишется название этой пьесы на афише «Современника» – был предложен театру режиссером Евгением Каменьковичем. Известно также, что когда в театре прочли эту пьесу, то, как говорится, глазам не поверили, так она удивительно перекликается с нашим временем, описывая, как заметила Галина Волчек, «гламурную, роскошную жизнь, которая обо что-то спотыкается». Написанная в 1897-м, эта пьеса была запрещена на какое-то время «по просьбам трудящихся»: столичное купечество и, казалось бы, куда более свободные журналисты обратились к московскому генерал-губернатору с просьбой прекратить это очернительство со сцены Малого театра. Впрочем, очень скоро запрет был снят, а Сумбатову-Южину за его «Джентльмена» даже дали престижную в то время Грибоедовскую премию.

Вот о чем эта пьеса: сын богатых родителей и сам уже купец хоть куда Ларион Денисович Рыдлов очень хочет выглядеть европейцем и даже сам называет себя не иначе как джентльменом, хотя, как говорится, направо и налево рассовывает зуботычины и с темным купеческим прошлым в этом смысле порвать никак не может. Европейцем не стал. Но, понятное дело, друзья, окружение, всячески подбивают его на цивилизационный путь развития, на самом деле, конечно, хотят, чтобы он вложил деньги в их сомнительные проекты. На наших глазах разворачивается история появления новой независимой общественно-политической газеты «Эхо», которую в конце концов Рыдлову открыть не разрешают.

Все начинается с женитьбы Лариона, в середине пьесы жена разочаровывается и в нем, и в его «джентльменском» образе жизни и уходит от него, не требуя никаких компенсаций. А в финале возвращается, вняв мольбам Рыдловой-матери. Возвращается уже, надо понимать, Вассой Железновой – как сказал бы герой другой, советской истории, железный конь пришел на смену крестьянской лошадке.

Жизнь Лариона протекает весело: свадьба в исторических костюмах и со слонами; если задумывается газета, то такая, чтобы всем нос утереть... В общем, красиво, с размахом.

Вот только смотреть не очень весело, и, увы, не по той причине, о которой говорил режиссер. Пьеса Сумбатова-Южина, конечно, созвучна нашему времени, и по сути, и в каких-то своих деталях, но тем не менее архаика ее и слышна, и видна. Все-таки Шекспир прекрасен на все времена и не устаревает еще и потому, что примерно раз в полвека мы получаем новый список, на смену переводу Сумарокова пришли переводы Полевого, Кронеберга, Аверкиева, Маклакова, Гнедича и так – до Лозинского, Радлова, Пастернака и Чернова... А Сумбатов-Южин идет безо всякого перевода, и, слушая пространные диалоги, понимаешь, что сокращение (вероятно, сделанное) могло быть более радикальным, без потери для сюжета, но с пользой для сегодняшнего спектакля.

Есть ощущение, что Каменькович в новых условиях, если можно так сказать, не перестроился. Он уже привык к длинным историям, экспериментировать с теми, кто и по ту, и по другую сторону рампы заранее к таким экспериментам готов, – скажем, когда работал в «Мастерской Петра Фоменко» над романом Михаила Шишкина «Венерин волос» или потом – над «Улиссом». Там длинноты могут быть и достоинством. Но когда речь о пародии, о спектакле, который, по идее, должен стать залпом... Нет, в этом случае все должно быть коротко и ясно.

На этом тернистом пути театр столкнулся с еще одной проблемой, в России – если оглянуться назад – почти неразрешимой: всякая пародия по пути от письменного стола на сцену или экран, теряя присущие пародии черты, превращается в нечто прямо противоположное. Вместо осмеяния и поругания, злой насмешки выходит почти что гимн. Остранение, которому так много своих размышлений посвятил в свое время Виктор Борисович Шкловский и в котором, говорят, был силен Бертольт Брехт, – вероятно, не наш конек. У нас все выходит с чувством, всерьез - необходимую дистанцию, зазор найти не можем. Это даже более серьезно, чем, скажем, то, что, собираясь на бой с гламуром, театр приглашает в союзники Givenchy, а костюмы и декорации заказывает Павлу Каплевичу. Каплевич – замечательный художник и один, думается, в силах победить кого угодно, но его «пророщенные ткани» – когда из одной материи, как трава из земли, тянутся нити другого цвета – или фактуры, когда-то придуманные художником для «Бориса Годунова» в Большом, скорее увлекают в мир гламура, чем гонят прочь, демонстрируя его неприглядную изнанку.

Артур Смольянинов, который играет Рыдлова, – замечательный актер, который многое может и умеет, но тут пережимает так, что хороших слов о его игре наберется немного, да и то – при большом расположении к артисту.

Вообще в «Джентльмене» видна хорошая, сильная труппа «Современника». Елена Козелькова, которая играет мать Лариона Ольгу Спиридоновну Рыдлову, Ольга Дроздова, Анатолий Узденский, Николай Попков, Марина Хазова. Марина Александрова, которая играет жену молодого героя, конечно, красивая и даже в начале спектакля, кажется, хороша, но потом все-таки теряет задор и потому, что трудно сыграть войну, которую она объявляет красивой жизни, и потому, что финальное перевоплощение приходится играть вообще без слов, одной сменой платья.