Сергей Шулаков
Тина Шамрай. Заговор обезьян.
– Прага: World Communication Agency, 2010. – 688 с.
Традиционное отношение к узникам в России – сочувствие. Вот и Тина Шамрай, автор книги со смелым названием «Заговор обезьян», как гласит официальная версия, озвученная на представлении книги в Доме журналиста, осуществила свой душевный порыв, что совершенно естественно. Тверской литературный критик Сергей Глушков сотворил малую сенсацию, сообщив, что Тина Шамрай работала над своей рукописью втайне, и «Заговор обезьян» для тверской литературной общественности стал неожиданностью. По сюжету, в самом начале повествования один из первых российских олигархов с нефтегазовыми и банковскими интересами, а ныне заключенный, судьбой которого серьезно озабочены западные политики высшего ранга, во время секретной операции по транспортировке стал жертвой необъяснимого заговора: некие первоклассно подготовленные люди перехватили его у конвойной стражи и уже собирались было сделать какую-то инъекцию, но то ли женщина-спецврач его пожалела, то ли еще что пошло не так, только погибли и конвоиры, и перехватчики, а узник остался где-то посреди Сибири. Хотя и прикованным наручниками в салоне микроавтобуса и с каким-то составом в крови, но живым и свободным. Здесь важно подчеркнуть, что сам герой никаких усилий для побега не прилагал. Однако его свобода, естественная для автора, незаконна для государства и обременительна для героя. Перед ним встает вопрос: дожидаться вертолета – ибо вот-вот хватятся – и сдаваться или бежать. Он выбирает второе. Это бегство и есть корпус повествования. Предвосхищая финал, Сергей Глушков сообщил, что оно построено по модели «Одиссеи» – герой возвращается домой, попутно познавая мир и проявляя собственные качества.
 Обезьяны-хапуги тоже иногда сидят в тюрьме. Питер Брейгель Старший. Две обезьяны на цепи. 1562. Государственный музей, Берлин. |
Квалифицировать книгу Тины Шамрай как роман или эпопею трудно. В ней слишком много признаков нон-фикшна, главный из них – это выбор героя, за которым отчетливо читается фигура Михаила Борисовича Ходорковского – имени, конечно, в тексте нет. Частые биографические флешбэки, эпизоды судебных заседаний, впрочем, сомнений не вызывают, для того и вплетены в конструкцию текста. Почти документальна и большая вставная новелла о беглеце из советского лагеря – старик, к которому в поисках лодки пришел герой, вот так взял, да и рассказал ему всю свою жизнь. Автор часто вкладывает свои, в общем, верные мысли в голову персонажа. «Ведь ни один университетский курс не отпечатывается так в молодых мозгах, как уроки зоны. Колония – это безотходное производство по выработке человеческого материала, из которого и получаются жестокие и опустошенные существа». В таких публицистических моментах – они обширны – за автором узнается правозащитник. Но часто такого рода риторика приводит к сообщению общих мест. Из первого опыта общения с такими же, как он, заключенными герой понял, например, что «произвол – обыденная и неотъемлемая часть жизни на российских просторах», таковы же пространные диалоги об обществе и элите, о переоцененности «Мастера и Маргариты» Булгакова, об экономике и о китайцах┘
Просторы, по которым двигается герой, населены людьми, открывающими для себя олигарха. Вот в избе живет старуха с разведенной дочерью, две самаритянки, которые омывают едва живого беглеца, кормят, чем бог послал, отвлекают разговором случайно зашедшего участкового милиционера, конечно, взяточника и бабника. Водитель-дальнобойщик, бывший вертолетчик, этнический украинец становится другом и ангелом-хранителем путешественника. Ему – не беглецу! – принадлежит «обезьяний» образ: «Это ж такие сволочи! Есть такой остров, там эти твари гуртом живут. Мимо нельзя пройти, все рвут из рук. И вожак у них – еще та образина. А наглый! И все остальные, как под копирку деланные, никому, гады, не дают проходу. Шо понравилось, тут же и хапают! Тебя не такая стая обобрала?» Тина Шамрай искренне пытается предъявить читателю описание душевного и способного, но несчастного народа, люди которого в воспоминание о собственных горестях пытаются всячески помогать гонимому, даже те, кто его не узнает. Это, по мысли автора, и должно стать откровением для миллиардера. А для народа откровением должно стать то, что миллиардер тоже человек и рогов на голове не имеет. В этой позиции есть резон: слишком много новые богатые понаставили перегородок между собой и российской жизнью, если угодно, между собой и прошлым, в котором не по своей, конечно, воле застыло большинство населения.
Пройдя, проехав и проплыв по водам большую часть Сибири, обманув бдительность слуг закона, герой вместе с хабаровским правозащитником решают устроить пресс-конференцию в американском консульстве, дабы объяснить наконец обстоятельства невольного побега. Но грубый милиционер отгоняет их, людей интеллигентных, от ворот миссии – молодые люди в одинаковых футболках пикетируют там с плакатами: «США – фашистская страна». Пришлось пробираться в Москву. Там беглец встретил Сергея Доренко, Матвея Ганапольского и «Венедикта Первого», пресс-конференция состоялась, после чего герой сдался властям. А те его с заискиванием отпустили.
Книга Тины Шамрай как попытка изначально без издательского проекта или проекта какой-либо некоммерческой организации мостить пропасть между народом и олигархами – вне конкуренции. Однако ее конъюнктурная специфика, очень личностная, иногда простодушная до длиннот и банальностей подача текста автоматически эту благую цель перечеркивают, ставя «Заговор обезьян» в ряд оппозиционно-правозащитного мейнстрима. Этого рода литература имеет своего неизменного читателя, но расширить аудиторию без политических акций, расширить сама, как литература, пока что не способна.
