Что для науки важнее – прожекты или проекты

Книжные фантазии Жюля Верна вполне могут послужить основой работ конструкторских бюро, проектирующих базы на других планетах. Иллюстрация NASA

Важная и неоднозначно трактуемая проблема соотношения научной фантастики и науки, теории и практики, фундаментальных и прикладных наук затрагивается в статье Андрея Ваганова «Какая доля прожектерства нужна науке». 

Принцип предварительного прожектирования

Известно, что в произведениях Жюля Верна, Александра Беляева, Герберта Уэллса, Артура Кларка и других классиков научной фантастики немало было предсказаний, позже оказавшихся предвидениями, ставшими явью. Это относится и к космическим полетам, и к сверхглубокому бурению в недра Земли, и к пересадке человеческих органов. И еще ко многому.

Конечно, такие прозрения не означают, что, к примеру, жюльверновский роман «Из пушки на Луну» мог послужить основой работ конструкторских бюро, проектировавших ракеты, полетевшие к спутнику Земли. И беляевский «гиперболоид инженера Гарина» не стал конкретным прообразом современного лучевого лазерного или хакерского компьютерного оружия. И все же те книжные фантазии вполне могли быть вдохновителями и путеводными звездами ученых и инженеров, гнувших спины над колбами в научных лабораториях и ватманскими листами в проектных институтах.

Образно и точно сформулировал это Андрей Ваганов: «Чтобы сказку сделать былью, надо ее сначала выдумать». Принцип предварительного прожектирования, хотя и не под таким несерьезным названием, давно уже применяется в научной и особенно в инженерной практике.

Так, всякое проектирование более или менее крупных объектов состоит из трех этапов: техническое задание – технический проект – рабочие чертежи. И разве первый этап в этой триаде не является тем самым прожектом (или, строже говоря, планом, перспективом, предположением), который намечает основные ориентировочные характеристики проектируемого здания вокзала или двигателя электролокомотива.

В связи с этим не очень понятно, что имел в виду Ваганов своим изящным по форме, но сомнительным по смыслу высказыванием: «Наука – это то, чего не может быть, а то, что может быть, – это технология». Нет, наука вполне материальна, она была, есть и будет, она всегда востребована технологией и прочно с ней взаимосвязана.

Практичный фудаментализм

Далее хотелось бы обратиться и более подробно рассмотреть рассуждения на ту же тему, изложенные еще в одной публикации в «НГ-науке» – «Сказке про самоорганизацию науки». В этой статье ее автор, известный методолог Марк Рац справедливо отмечает, что «наука призвана отвечать на запросы практики» и что «наука развивается, с одной стороны, следуя собственной логике, а с другой – отвечая на запросы общества».

Здесь можно придраться лишь к тому, что автор эти свои формулировки считает какими-то новыми и якобы отличающимися от ныне «господствующих». Под последними он имеет в виду то, что нынешняя наука, развиваясь по собственной логике, предлагает себя «потенциальным пользователям». Я не вижу здесь никаких принципиальных отличий и, если их даже можно было бы найти, ничего важного они собой не представляют.

На самом деле бывает и так и этак. В одних случаях конкретная целевая проблема рождается в повседневной жизни, и наука призвана ее решать. А нередко она не только это делает, но и находит в ней широкое, иногда даже чисто теоретическое значение. В других – наоборот: в ходе научных исследований по какой-то общей (иногда глобальной) проблеме появляются некие узкие направления, имеющие практическое применение. И бывает, когда одно плавно перетекает в другое и обратно.

Приведу пример из собственного инженерно-гидрогеологического опыта. Общая теория фильтрации жидкости в пористой среде разработала методику количественной оценки движения подземных вод. Я применил ее для решения конкретной задачи – расчета скорости и размеров подтопления территории Балаковского химкомбината, которое приводило к потери устойчивости его зданий и к авариям. Но потом я обобщил эту свою работу, распространил на другие подобные же объекты и предложил универсальную методику, опубликованную в монографии совместно с Н. Веригиным.

Можно ли в этом примере разделить (противопоставить) общее и частное, теорию и практику, фундаментальное и прикладное? Никак нельзя, и напрасно Марк Рац эти понятия представляет как этакие перевертыши, выпекая некий «слоеный пирог», где то одно, то другое оказывается наверху или внизу.

К этим размышлениям примыкает наиболее важная часть рассматриваемой проблемы. Соотношение фундаментальной и прикладной науки – самый острый и общественно значимый вопрос. Здесь можно было бы обсудить непростые конкретные задачи взаимодействия и роли этих отраслей науки. Но Рац вместо этого зачем-то переименовывает прикладную науку в фундаментальную и наоборот – меняет их местами. Тем самым он занимается, на мой взгляд, не имеющей большого смысла мозговой игрой, или, по-простому говоря, заводит рака за камень.

Практика и/или реальность

Мы с Марком Рацем много лет проработали в одном из крупных всесоюзных «производственных и научно-исследовательских» институтов – Производственном и научно-исследовательском институте по инженерным изысканиям в строительстве (ПНИИИС). Это был гибрид, состоявший, с одной стороны, из осколков академического Института мерзлотоведения (им. Обручева), отправленного волюнтаристом Хрущевым в Якутск, и такой же академической Гидрогеологической лаборатории (им. Саваренского). С другой стороны, он поглотил чисто производственный Государственный институт инженерных изысканий (ГИИИЗ).

В научной части нового образования оказались доктора и кандидаты наук, в другой, производственной, – инженеры, техники, рабочие-буровики. Иногда они в своей работе объединяли усилия, и какая-то конкретная практически значимая задача решалась научными сотрудниками института. В других случаях, наоборот, результат некоего научного исследования проверялся и внедрялся в практику производственной частью института. Автор неоднократно использовал площадки инженерных изысканий для опробования разных своих изобретений. И я не помню, чтобы когда-либо в этом взаимодействии науки и практики возникало какое-нибудь напряжение или противостояние.

А потому как Марку Рацу не знать, что «смена бирок» (его выражение) фундаметальной академической науки на прикладную производственную и наоборот ничего полезного не дает. Перекладывание ключа из левого кармана в правый и обратно не помогает ему открыть замок, если тот к нему не подходит.

Вызывает непонимание и вводимая автором обсуждаемой статьи формула «реальность/фундаментальная наука/прикладная наука/практика», в которой реальность «дается нам в ощущениях». При этом, с одной стороны, утверждается, что «практика нашей деятельности порождает эту самую реальность», а с другой – «реальностью следует считать реальность нашего мышления». Что-то слишком мудреная философия (не от марксизма ли ленинизма она?).

Мне кажется, «практику» и «реальность» вряд ли стоит разделять и тем более противопоставлять. Реальность – вполне объективная, руками осязаемая субстанция, а вовсе не какая-то умственная абстракция. Зачем нужна эта эквилибристика понятиями?

Есть у меня также претензия к утверждению, что «законы жизни материала – от элементарных частиц до далекого космоса – изучают другие науки (их тоже много разных), которые мы привыкли называть естественными или фундаментальными». Но ведь первые – лишь часть вторых, под которыми кроме физики, химии, биологии (и прочее и прочее) я числю и математику, и социальные науки, и лингвистику, и историю (и прочее и прочее).

Кстати, с несколько одиозным конкретным содержанием названия «естественные науки» я познакомился в том же ПНИИСе. Многие тогдашние именитые доктора наук, бывшие сотрудники влившихся в этот институт академических организаций, занимались сбором и описанием разных природных данных (привет от ХIХ века).

Например, один доктор геолого-минералогических наук собрал большой материал по лёссовым грунтам СССР. Другая именитая докториса подготовила длинный перечень подземных минеральных вод разного состава. Вот такие работы и именовались тогда «естественными науками». Помню, как в конце 70-х годов шкафы нашего института очищались от толстенных машинописных «Отчетов», составлявшихся когда-то ушедшими на покой академическими учеными.

Спор о понятийном аппарате

Несколько особняком от обсуждаемой выше и задевающей меня темы стоит еще один достаточно важный вопрос, который заявлен М. Рацем в заглавии его статьи. Это вопрос об организации науки.

Он возник во второй половине прошлого века, когда главный локомотив цивилизационного прогресса перестал управляться лишь одиночками – отдельными выдающимися или талантливыми людьми. Действительно, ни Копернику, ни Ньютону никакое внешнее вмешательство (организация) было не нужно и только могло бы навредить. Тем более оно оказалось пагубным для таких великих личностей, как Джордано Бруно и Галилео Галилей.

Не думаю, что организационные вопросы имели приоритетное значение и в куда более поздние времена, например для научной деятельности Марии Кюри, Макса Планка, Петра Капицы или Льва Ландау. И давно стал классикой пример вредоносного организационного вмешательства государства в такие научные дисциплины, как генетика или кибернетика, приведшего к полному их краху в СССР.

Поэтому прав автор, употребляя термин «самоорганизация», хотя ниже «первую проблему в науке» все же видит в «организации ее взаимодействия со смежниками».

Впрочем, как можно заметить из вышеизложенного, большинство тезисов статьи М. Раца, так же как и А. Ваганова, вызывают желание поспорить не по их содержанию и существу, а по форме и по применяемому понятийному аппарату. Давайте, например, вернемся к упоминавшемуся в начале этой моей статьи понятию «прожектирование», которое ведь носит в русском языке печать явной несерьезности, лукавства, даже насмешки. И если А. Ваганов применяет его скорее как фигуру речи или для красного словца, то М. Рац, неоднократно повторяя, использует его на полном серьезе.

Осмелюсь отметить еще и некий досадный стилевой негатив, который обращает на себя внимание в тексте Марка Раца. Что именно меня смущает? А то, что такой, как он, глубокий и серьезный ученый, к которому я отношусь с большим уважением, не учитывает разную степень подготовки разных категорий своих читателей.

Одно дело, когда он адресует свои сугубо специальные научные публикации узкому классу коллег, профессионалов, единомышленников. Другое – если он обращается к широкому кругу читателей в таких общедоступных массовых медийных органах, как газета или Facebook. Для популяризации серьезных научных разработок нужны простые и доходчивые стилистические словесные средства. Нельзя умное излагать заумно.

Возможно, именно со сложностью понимания многого из того, о чем высказаны выше сомнения, и собственным дилетантством связаны многие мои замечания, которые могут быть спорными. n

Лос-Анджелес