Генрих Лятиев
Мы до сих пор ничего не знаем о Великой Отечественной.
Петр Кривоногов. «Победа. 1948». Центральный музей Вооруженных сил. Москва
Георгий Куманёв. Проблемы военной истории Отечества (1939–1945 гг.). – М.: Собрание, 2007. – 656 с.
На давно мучающие нас вопросы, как могло случиться, что гитлеровцы, начав войну против СССР одновременно с борьбой на других фронтах (с Англией и Францией, на Балканах, в Африке), едва не взяли Москву, Ленинград, Сталинград, что на всем протяжении нашей западной границы сосредотачивались в соответствии с хорошо известным советскому руководству планом Барбаросса мощные военные силы, а наша дипломатия словно в рот воды набрала, а нападение Германии оказалось не только вероломным, но и внезапным, а для победы над заведомо менее сильным противником понадобилось четыре года титанической «рубки» – на эти вопросы и сегодня, в 2008 году, нет внятных профессиональных ответов.
Официальные историки сегодня вынужденно, скрепя сердце смирились с фактом существования секретных протоколов к пакту о ненападении Молотова–Риббентропа. Но вот что пишет Георгий Куманёв, академик РАЕН и Академии военных наук: «Эти документы сводили на нет все нравственные принципы, на которых после Октября 1917 г. <┘> зиждилась внешняя политика Советского государства».
О внезапности вероломного нападения Германии на нашу страну истые историки, в том числе и из школы Куманёва, прожужжали уже все уши и, не страшась усталости, жужжат до сих пор. В рецензируемой книге, например, о внезапности говорится в разных местах пять раз.
Действительно, нарциссическая личность, каковой был Сталин, причем мессианского типа (по диагнозу австрийского доктора Ноймайра), принимает только ту «данность», которая соответствует ее желаниям, мыслям и чувствам, а вещи и лица вне этого эгоцентрического круга для такой личности ничего не значат. И Гитлер «оправдал доверие»: напал, опередив Сталина на считанные недели. А бьющий первым, как всякий знает, может победить даже более сильного противника или причинить ему весьма существенный урон без особого вреда для себя. Это и случилось.
Понятна причина состояния подавленности, растерянности, форменной паники, в какое впал вождь при известии о вторжении немецких войск, и именно 22-го. Сбежав на свою «ближнюю дачу» в Кунцеве, «высочайший дезертир» (выражение Авторханова) отказался прибыть на чрезвычайное совещание ПБ, СНК и ВС, и когда его участники, горбя спины, сами приехали к нему, он подумал, что его хотят арестовать и судить. Берия якобы много позже рассказывал, что «полководец» выглядел полностью деморализованным, потерявшим голову и присутствие духа и лишь повторял: «Все потеряно, нужно сдаваться!» Любой другой на его месте за подобное «художество» немедленно был бы поставлен НКВД к стенке, притом по приказу самого Верховного. А человек чести застрелился бы сам. Очевидно, Иосиф Виссарионович таковым не был.
По до сих пор спорному вопросу о превентивности нападения Германии и о том, имел ли СССР намерение осуществить такое же, академик Куманёв традиционен: ответ «нет» и «нет», а «да» и «да» – это «злостная фабрикация Резуна (Суворова)». «Были ли у СССР разработаны планы упреждающего удара по германской армии?» – задается риторическим вопросом Куманёв и пускается в рассуждения аж на пять страниц в формате игры «да» и «нет» не говорить». Статус ответа на этот вопрос можно придать, видимо, такой сентенции: «Становилось все более очевидным, что объектом следующей агрессии в самом близком будущем может стать Советский Союз. Сталин знал о начатых по приказу Гитлера приготовлениях к этому германской военной машины <┘> В то же время наши собственные военные приготовления по созданию надежного предполья на важнейших направлениях предполагаемых ударов вермахта шли не столь оперативно и интенсивно, как хотелось бы». И далее автор приводит слова Хрущева-пенсионера, сказанные в 1990 году: «Мы не подготовили границу к обороне».
Мы подготовили ее к наступлению. Данилов в сборнике «Другая война» известил о том, что прославленный маршал Василевский во второй половине мая 1941 года (в то время – генерал-майор) привозил в Кремль комплект документов, известных теперь как «Соображения по плану стратегического развертывания ВС СССР на случай войны с Германией и ее союзниками», в них планировалось в срок после 10 июля (Мельтюхов в своей книге называет дату «15 июля») нанести упреждающий удар по германской армии в стадии ее развертывания, для чего-де создалось выгодное соотношение сил.
Так что пикирующиеся стороны, стремясь на основе своих планов в короткие сроки достичь ближайших стратегических целей войны посредством атаки развернутых к определенному времени (немцы – к 22 июня, русские – к 15 июля 1941 года) ударных группировок, надеялись, что события будут развиваться по их собственному сценарию. И Гитлер, и Сталин были уверены: «Победа будет за нами». В силу случайного стечения обстоятельств в драме под названием «1941 год» немцам досталась роль Давида, советским – Голиафа (правда, с «хэппи-эндом»). Начни СССР военные действия против Германии 12 июня (первоначальная дата наступления), роли, а вместе с ними и сюжет претерпели бы инверсию.
В книге о войне, понятно, невозможно не сказать о человеческих жертвах – ведь они суть главная составляющая цены Победы. Цифры, обнародуемые Куманёвым, в сравнении с имевшими хождение «до того» прямо окрыляют. Общие безвозвратные потери военнослужащих Советской армии за 1941–1945 годы (убитые, правда, неизвестно, только ли захватчиками или в том числе – были и такие – и собственными заградотрядами тоже, плюс умершие от ран, болезней, несчастных случаев, не вернувшиеся из плена, пропавшие без вести) в книге определены в 8,7 миллиона, в том числе за первый год войны – 4,5 миллиона (жертвы сталинской самонадеянности). Безвозвратные потери неприятеля (вермахт, войска других государств) оценены Куманёвым в 8,6 миллиона (из них 1 миллион с небольшим в 1941 году). Таким образом, по автору книги, имеет место приблизительный паритет цифр. Но это без учета участи советских и немецких военнопленных.
И далее автор, используя совсем неуместное в текстах жанра non-fiction, но в последнее время тем не менее часто применяемое сослагательное наклонение, на мой взгляд, кощунственно раскладывает: «Но если бы советские власти со своей стороны тоже бы уничтожили (курсив мой – Г.Л.) 2,5–3 млн. попавших в плен военнослужащих противника, то каково бы оказалось тогда соотношение безвозвратных демографических потерь? Разумеется, далеко не в пользу немецко-фашистских захватчиков. Вот почему не выдерживают никакой критики утверждения некоторых доморощенных фальсификаторов истории о якобы низком уровне военного искусства советских полководцев, умевших воевать лишь «большой кровью». А у «фальсификаторов истории» и вправду иные данные. По версии Мерцаловых, соотношение боевых потерь СССР и Германии составляло 5:1 (в пользу немцев).
Дискуссии (это видно по непрекращающемуся потоку публикаций) продолжаются, и мы до сих пор, как это ни парадоксально, слишком мало знаем фактическую сторону проблем войны и мира 1939–1945 годов, обсуждаемых вот уже седьмое десятилетие (у нас легально – третье, с 1985 года). Это в первую очередь относится к проблеме кануна и начала Великой Отечественной войны. И надежд на то, что в ближайшее время мы будем знать больше, судя по всему, нет.
