Виктор Леонидов Марбург Бориса Пастернака. Письма и стихотворения. Составление и вступительная статья Е.Л. Кудрявцевой. (Серия "Русская Германия".) - М.: Русский Путь, 2001, 244 с.
Если бы Петр Вайль в своей захватывающей книге путешествий "Гений места" уделил бы внимание немецкому городу Марбургу, то наверняка символами Марбурга стали бы братья Гримм. Однако Марбург не сам по себе, а в его отношениях с русской культурой для нас прежде всего связан с именем Бориса Пастернака. Впрочем, и он про братьев помнил: "Если бы могло такое случиться, что братья Гримм опять, как сто лет назад, приехали сюда изучать право у знаменитого юриста Савиньи, они сызнова уехали бы отсюда собирателями сказок" ("Охранная грамота") - писал Пастернак, возвращаясь к одному из самых сильных воспоминаний своей жизни.
Марбург был для него прежде всего связан с погружением в ошеломительную средневековую сказку, в мир университетского города вагантов и схоластов, где через улицу можно было перейти из одного окна в другое, напротив. Впечатление от чудес архитектуры совпало со встречей с боготворимым тогда Пастернаком главой марбургской школы неокантианства Германом Когеном. Борис Леонидович тогда, в 1912-м, думал о выборе пути на всю жизнь - и буквально "заболел" логикой Когена, динамичной и модной. Пастернаку казалось, что в "таком расположении философия молодела и умнела до неузнаваемости".
Впрочем, все это было лишь прелюдией к совсем другим событиям. В Германии - как это и описано в стихотворении "Марбург" - он сделал предложение любимой женщине и получил отказ. Всякий, кто читал "Охранную грамоту", наверняка хорошо помнит лихорадочный, сбивчивый рассказ о том, каким ударом это было, как летел он, буквально на ходу вскочив на берлинский поезд, и как по возвращении вернулся в такой - раньше - до исступления любимый город, показавшийся ему пустым и чужим.
Но Марбург - это не только "Охранная грамота", не только стихотворение про то, как "я загорался и гас". Это - и письма поэта к родным, и их письма к нему, и рисунки Леонида Пастернака, запечатлевшие философа Когена, и, наконец, уникальные документы из архива Университета святого Филиппа - ведомости, анкеты, отчеты о занятиях, где упоминается имя Пастернака.
Все это собрала и издала в книге Екатерина Кудрявцева - при содействии неутомимых публикаторов наследия поэта - Елены и Евгения Пастернаков.
Из уникальных архивных материалов в книге есть фотокопии университетских бумаг, связанных с обучением юного Пастернака. Но центральное место занимает подборка писем, связанных с тем периодом его жизни. Поэт писал отцу, рассказывал, как трудно было получить у Когена согласие не то что на портрет, а даже на небольшой рисунок. Писал друзьям - Константину Локсу и Александру Штиху - брату Александру, двоюродной сестре - будущему выдающемуся культурологу Ольге Фрейденберг. Как это было свойственно той эпохе - прямо-таки "выкладывался" в письмах. Зарисовки улиц, где, как говорится в письме к Локсу, "земля становится историей", чередуются с увлеченной скороговоркой, посвященной марбургским философским дискуссиям и, конечно, Герману Когену, вину перед которым Борис Леонидович носил в себе еще долго. Ведь именно после бурного объяснения и отказа Иды Высоцкой Пастернак так и не смог сказать в глаза учителю, что философию забрасывает бесповоротно.
Словом, новое хорошее дело издательства "Русский путь" и составителей книги. Может, можно было бы побрюзжать, даже на автографы уже опубликованных писем, они могли бы быть более точными. Или на отсутствие именного указателя. Но общего благоприятного впечатления от книги это все-таки не меняет.
Дарья Гармоненко