Эммануэль в бескозырке

Настоящему моряку перестройка не страшна.

Флот Страны Советов все 80-е годы ждал атаки американцев, а на него обрушилась перестройка. Удар была нанесен мощный и разрушительный. Поначалу, правда, казалось, что все, как всегда, обойдется. Но потом, когда из штаба флота и политуправления с утра до вечера на корабли и в береговые части стали посылать инспекции, стало тяжко. Потому что смысл перестройки военным был совершенно непонятен.

– Товарищ капитан-лейтенант! – обращался ко мне упитанный капитан 1 ранга из политуправления Балтийского флота, напыщенный и самодовольный одним только фактом, что именно ему партия доверила проверить, как перестраиваются низы. – А вы перестроились?

– Так точно!

– А как?

На последний вопрос, как правило, ответа не было. Потому что я все не мог понять: как должен «перестроиться» советский офицер, если все, что он должен знать и делать, определено различными уставами, приказами, директивами и т.д. И выходить за их рамки никто не имеет права. Так что вскоре многие из моих коллег-офицеров уже с тоской вспоминали времена, когда нас заставляли конспектировать «Малую землю», «Целину» и «Возрождение». Там хоть все понятно было.

Потом стало еще тягостнее, потому что армия и флот, естественно, резко включились в борьбу с пьянством и алкоголизмом. Опять к нам зачастили всевозможные инспекции. Теперь меньше спрашивали о перестройке, зато атаковали в лоб вопросом: «А вы пьете?» Наш любимый замполит тыла в рижской бригаде охраны водного района Валерий Аномаевич Стопка (подпольная кличка Гладиатор – за любовь гладить женщин за все, что попадется под руку) как-то на этот вопрос ответил проверяющему столь же прямо: «Если вы спрашиваете, то нет. Если предлагаете, то да».

Кстати, тогда был издан соответствующий приказ министра обороны о борьбе с пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте (столько лет прошло, а номер его помню – 0125). Какой по счету это приказ подобного рода, сказать трудно, издавались они с завидной регулярностью и столь же традиционно не выполнялись. Известно же, шутят на флоте, что когда раскопали гробницу Тутанхамона, у него из одного места папирус торчал – с тем же самым указом.

Так что все долго смеялись. Потому что, во-первых, как известно, перед страстию похмелки все другие страсти мелки. Во-вторых, трезвость, конечно же, норма жизни, но ведь норма-то – две бутылки. Наконец, в-третьих, министр приказал ученым придумать такую жидкость для технических нужд, чтобы спирт заменяла, но пить ее было абсолютно невозможно (придумывают, похоже, до сих пор). Однако нормы спирта значительно урезали. И если раньше механизмам на корабле доставалось хоть немного спирта, то теперь о протирке забыли окончательно. Особенно с учетом того, что вскоре и водку в магазинах стали выдавать по талонам.

Правда, нам в Рижском гарнизоне полегче в этом плане было. Потому что талоны местные власти выдавали не только на офицеров и мичманов, но и на личный состав срочной службы. А так как матросикам принимать алкоголь категорически воспрещалось, «лишние» талоны добросовестно перераспределялись в зависимости, естественно, от близости к штабу бригады.

Не успели успешно пережить очередную антиалкогольную кампанию, как пришли демократия и, прости господи, гласность. Командиры буквально взвыли. Помнится, приходит к командиру нашего тральщика очередной проверяющий.

Сколько ни крась леера – все равно ржавчина проступит. Так и с перестройкой на флоте. Фото из архива автора

– Товарищ командир. На вас поступила жалоба. Нет у вас на корабле демократии. Человеческий фактор не срабатывает. Моряки жалуются, что на все их просьбы вы отвечаете «нет». Не решаете их проблем.

Тут стук в дверь.

– Разрешите войти?

Командир:

– Да.

Входит матрос Пупкин:

– Товарищ командир, разрешите обратиться?

– Да.

– Разрешите уволиться?

– Нет.

– Разрешите идти?

– Да.

Уходит. Командир поворачивается к проверяющему:

– Что значит «нет демократии»? Смотрите, из четырех вопросов три решил положительно... А вы говорите...

С гласностью было еще больше проблем. Сначала флотская газета в безумном перестроечном раже опубликовала материал о каком-то капитане 1 ранга, который что-то украл и дачку себе построил. Потом появился фельетон про контр-адмирала, который вывез за границу несколько десятков тонн новейших корабельных винтов (уже наступили времена «медной лихорадки»). Наконец, в штабе флота и в том же политуправлении очнулись от шока, вставили кому надо что надо, а гласность быстро прикрыли под лозунгом «неразглашения военной тайны». Адмиралы облегченно вздохнули.

Нет, конечно же, кое-что от «гласности» на флоте осталось. В нашем матросском клубе появился, к примеру, видеосалон. По приказу высокого начальства была создана «цензурная комиссия». Приятель мой, начальник клуба, меня в нее тут же записал. И говорит: «Приходи, сегодня просмотр первый, будем определять, какие фильмы личному составу разрешено смотреть, а какие нет». Ну, с большим интересом посмотрели мы узким кругом «Эммануэль». Вышли покурить на крыльцо под впечатлением увиденного. И, естественно, вынесли вердикт: «Полный разврат, матросам смотреть нельзя». Тут начальник клуба говорит: «У меня еще «Эммануль-2» есть, может, сразу и ее оценим?» А что, гласность есть гласность, приказ есть приказ, пришлось еще полтора часа мучиться. Кто-то же должен заботиться о нравственности личного состава.

А закончилась перестройка на флоте так же стремительно, как и началась. Появлением и скоропостижной смертью ГКЧП. 19 августа 1991 года всем офицерам и мичманам выдали по «макарову» и две обоймы с патронами, у гарнизонного КПП поставили бронетранспортер. Все бегали, восторженно суетились и кричали: «Ну, слава богу. Теперь вместо этого бардака устроим НЭП – наведение элементарного порядка».

Правда, как заметил один из героев Александра Покровского по поводу ГКЧП, «организационный период на флоте объявляют на десять дней, а заканчивается он через три. Так что не нужно волноваться». Так и случилось.