Круг замкнулся

Клод Леви-Стросс на пресс-конференции UNESCO, ноябрь 2005 года.
Фото Reuters

Это какая-то магия цифр. Магия судьбы. Год назад Франция кипела от эмоций: Клоду Леви-Строссу, этой махине гуманитарной науки – в реальности же худенькому старичку с поблекшими, но все еще живыми глазами, исполнилось 100 лет. 100 лет. Столетие. Век. Эпоха. Восторги. Шум-гам-тарарам. А через год – ожидаемое и скорбное молчание, которое теперь изредка будет прерывать только железный голос истории. Клода Леви Стросса, антрополога, этнографа, культуролога, социолога, философа, не стало 30 октября. Он сделал во втором столетии своей жизни всего несколько осторожных шагов. И не дожил до 101 дня рождения каких-то 30 дней.

Его произведения читали единицы, но его имя знают все. Потому что для науки важен Леви-Стросс антрополог, а для жизни важен Леви-Стросс символ. Прежде всего символ неподражаемой романтики европейского XX века, крушащей жестокие его реалии. Произведения Леви-Стросса – проза, сам Леви-Стросс – поэзия. Да разве и правда не был он романтиком до мозга костей, бегущим от рушащейся на глазах европейской цивилизации в мифы, сказки, первообразы, рисунки, ритуалы?

Наверное, у него просто не было другого пути. Время определяло интересы. Пикассо рисовал африканские статуи, Роберт Флаэрти ехал снимать кино про эскимосов, Дягилев возил по Европе балеты памяти гибнущей русской цивилизации. Колониальная Франция воспитывала в нем интерес к разнообразию, его красиво богемная еврейская семья учила уважать индивидуальность. Леви-Строссы жили в провинциально-столичном Версале. Отец – художник. Дом, пропитанный запахом масла и мыслями о чистоте искусства. Дед – раввин. Размышления о гуманитарном смысле жизни и толерантности. Прадед – композитор. Воздух, звенящий над клавишами фортепиано, и музыкальность самой жизни. Каждый из них – бесконечный поиск. Красоты, истины, гармонии. Поиск рождает споры, от споров недалеко до философствования, от философствования – до философии.

Философией он увлекается, изучает право. В итоге бросает и то и другое и вскормившую его Францию. Уезжает на другой конец света, в далекую от машинной цивилизации Бразилию. За поддержку авантюры спасибо жене – прекрасной Дине Дрейфус. За саму идею – спасибо социальной антропологии, только-только встающей на ноги. Его не привлекает экзотика, он ненавидит путешествия. Его привлекает и тревожит судьба человечества.

Там, в Сан-Паулу, начинает рождаться его наука, впитывая в себя все, что попадается под руку, – математику, психологию, лингвистику, биологию. Бразильские экспедиции станут базой на всю жизнь, но говорить о них Леви-Стросс решится только 20 лет спустя. Тогда выйдет его бестселлер – «Печальные тропики». Доступный и искренний рассказ о столкновении и проникновении друг в друга разных цивилизаций. Хотя любой ученый порекомендует более поздние, заумные и непонятные «Структурную антропологию» и «Неприрученную мысль».

Дальше потянулись годы бесконечного подъема, исследований, лекций, работ, благодарностей, уважения и почитания. Леви-Стросс никогда не хотел изменить мир. Он хотел спасти его от саморазрушения. Спасти интеллигентно – через знание. Через уважение к многообразию культур. Через возвращение к юности человечества как к источнику истины. Он говорил: «XXI век будет столетием гуманитарных наук или его не будет вовсе», но на пороге нового столетия в своих редких интервью признавался, что не понимает и не знает грядущего века. Его мир остался в истории. Так же, как сам Клод Леви-Стросс. Круг замкнулся.