Александр Самойлов Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Рождение поэта. Сост. Л.Мнухин, Л.Турчинский - М.: Аграф, 2002, 352 с. Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Годы эмиграции. Сост. Л.Мнухин, Л.Турчинский - М.: Аграф, 2002, 336 с.
Вышли в свет две из запланированных трех книг воспоминаний о Марине Цветаевой. Что представляют из себя такие сборники - известно. Мемуаристы через несколько десятков лет путают даты и детали, вроде цвета глаз описываемого лица: у Цветаевой они получаются то зеленые, то серые, то карие. И сама Марина Ивановна предстает то мужеподобной, то женственной и т.д. Иные авторы знают свой грех и признаются в нем, кто кокетливо, кто простодушно: "Здесь говорят, что я, оказывается, в чем-то помогал Цветаевой, устраивал ее вечер. Ничего этого я абсолютно не помню" (Алексей Эйснер). А иные, как, например, Марк Слоним, литературный редактор пражской газеты "Воля России", напротив, помнят о своей помощи многое.
Биография Цветаевой известна - нет нужды повторять ее здесь. Творческий путь - удел литературоведов, а к воспоминаниям обращаемся мы, чтобы узнать поэта в жизни, неизвестно, правда, зачем. Вряд ли для того, чтобы что-то понять, потому что, читая мемуары, неизменно понимаешь одного только мемуариста. Поэтому, наверное, составители сборника поставили на первое место "за целостность образа" воспоминания Ариадны Эфрон, в которых дочь вполне сознательно уходит в тень своей матери. Более бесхитростны в этом смысле и скромные воспоминания гимназических подруг, в которых Цветаева неоригинально сравнивается с экзотической птицей, и сменяющий их изысканный слог историка искусств Николая Еленева, сравнившего поэта с изображением пажа на ватиканской фреске "La Messa di Bolsena". Словом, как и положено, образ поэта дан в развитии, но ведь нелепо требовать, чтобы он был чеканным. Тем более что некоторые общие моменты присутствуют. Так, например, всем известно, что Марина Ивановна носила простые одежды, предпочитала браслеты из серебра и была никудышной хозяйкой. Ее противоположность быту была фантастической, а в иных случаях и ужасной, о чем - в мемуарном очерке Альшуллера, носящем интригующее название "Марина Цветаева: воспоминания врача".
Вспоминают и о том, что Цветаева подчас влюблялась не в человека, а в созданный ею самой мираж, и впоследствии, сталкиваясь с реальностью, горько разочаровывалась. Нам, любопытным читателям мемуаров, такое разочарование, разумеется, не грозит, и мы вольны вообразить себе Цветаеву какой угодно, благо, что те же мемуары прекрасно этому способствуют.
В дневниковой записи писательницы Христины Кротковой, помещенной во второй книге, есть простые и грустные слова: "Пуще всего нельзя знакомиться со знаменитостями (а хочется, все надеешься, что они интереснее обыкновенных людей). Иллюзии всегда терпят крушение при соприкосновении с действительностью, а редко кто обладает счастливым даром любить действительность".
Дарья Гармоненко