Екатерина Барабаш
Всю жизнь Франсуаза Саган искала солнце в холодной воде.
Фото Reuters
Честно говоря, даже удивительно, как удалось Франсуазе Саган дожить почти до 70. Парадокс: неуемная жажда жизни редко позволяет прожить долго.
Когда еще в 1954 году (Саган тогда было всего 19 лет) увидела свет ее первая книга «Здравствуй, грусть!», в кратчайшие сроки переведенная на тридцать языком, а во Франции вышедшая невиданным тиражом – 11 млн. экз., девушка придумала свалившимся на нее деньгам самое, как ей казалось, логичное применение. Тратить, тратить и еще раз тратить. Сколько есть – столько и тратила. Это ее решение в определенном смысле стало началом странного для многих, но такого естественного для нее жизненного пути. Идти вперед, никогда не оглядываться, делать только то, что считаешь нужным. И писать, писать, писать. Вероятно, последнее и спасало ее. Да и название ее первой повести стало словно общим названием всего ее творчества, всей ее жизни. «Здравствуй, грусть!» – эти слова читались между строк каждой ее повести, каждого романа – будь то «Любите ли вы Брамса?», «Немного солнца в холодной воде», «Через месяц, через год», автобиографический роман «За плечом». Грустные и прозрачные, как золотая осень, книги Саган – про ту любовь, о которой поется в наших бардовских песнях, – «ходят в праздной суете разнообразные не те». Ее герои если живут вместе, то при этом вертятся по разным орбитам, а те, кто оказывается на одной орбите, не могут встретиться. Здравствуй, грусть.
«Женская литература» Саган – совсем не то, что принято сейчас у нас называть любовными романами. Любви у Саган – море, но оно скорее похоже на ту холодную воду, в которой нет-нет, да и мелькнет маленький кусочек солнца. Совсем маленький кусочек, он быстро тонет, и опять становится холодно. Здравствуй, грусть.
Ей самой всю жизнь было холодно, она сама все время крутилась с кем-то на разных орбитах, а так хотелось солнца – не кусочка, нет, а настоящего, обжигающего. И она искала его – в странных замужествах, в скандалах, в неожиданном пристрастии то к наркотикам, то к левому движению. Ей не хотелось быть похожей на своих героинь, женщин по большей части рефлектирующих, хоть сильных, да слишком погруженных в любовные хитросплетения собственной души. Франсуазе Саган в жизни нужен был другой имидж, ей нужна была другая жизнь. И она придумала свой собственный автопортрет, под которым можно было написать: «прожигательница жизни». Нелегко он ей дался – нищетой под конец жизни, бесконечными автомобильными авариями, после которых одному Богу известно как удавалось выжить, условными тюремными сроками. Она словно жила на разных орбитах сама с собой, одновременно создавая романы про хрупкую любовь и становясь то и дело героиней скандальных светских хроник.
Однако работать она не переставала никогда. Больше двадцати романов, около десятка пьес, сборники новелл. За внешней бесстрастностью – глубокая тоска по где-то прячущейся любви, за кажущейся отстраненностью – печаль настоящего писателя, который видит кругом слишком много пустоты, за невеселой женской судьбой ее героинь – вера в силу женщины, нет, не воительницы-феминистки, а беспомощной в глазах мужчины, но истинно сильной в своей вроде бы беспомощной любви. То самое солнце в холодной воде. Здравствуй, грусть.
