Прогнило что-то в Венгрии, наверно┘

Совершенно дурацкая ситуация: критиковать спектакль Арпада Шиллинга, приехавший в Москву на фестиваль современного искусства «Территория» и открывший этот самый фестиваль, ну, правда, глупо. «Территория» придумана для людей неравнодушных», – написано в манифесте-предисловии организаторов фестиваля. А если мне не нравится, выходит, я – равнодушный. К тому же «Территория» поддержана администрацией президента, заместитель руководителя которой Владислав Сурков приветствует участников, организаторов и гостей, а глава Федерального агентства по культуре Михаил Швыдкой анонсирует «новое, необычное, актуальное искусство». Не нравится – выходит, ты не актуальный. У выхода знакомый режиссер возразил мне: «Но ведь такое искусство дает инструментарий для традиционного театра». Я согласился, поскольку в спектакле Арпада Шиллинга публике было предъявлено как минимум четыре инструмента. И это – тоже примета продвинутого, актуального искусства: консерваторы, не в силах преодолеть свою кондовость, по-прежнему раздевают женщин, представители продвинутого искусства раздевают только мужчин.

Сквозного сюжета в спектакле нет. Вернее, сюжет «Blackland» – это жизнь и судьба современной Венгрии, формально – нечто вроде сборника шарад или реприз на темы черной, мрачной стороны нынешнего капиталистического благополучия. Жанр спектакля – самый что ни на есть современный, random drama, то есть – случайная драматургия. По-старому: сборный концерт, в котором, как в детской игре «где мы были – мы не скажем, а что делали – покажем», актеры сперва представляют нечто решительно-метафорическое, после чего на экран «выскакивает» очередная жгучая или же пробирающая морозом подробность.

Что и говорить, жизнь не без изъянов. В Венгрии, выясняется, тоже ничего хорошего (кстати, скажу вам, очень дальновидно с точки зрения поддержки данного проекта администрацией президента!). Одному, например, человеку по ошибке сделали трепанацию черепа, а мэр одного города подделывал документы. А еще восемь лет назад, кажется, ограбили банк и до сих пор никого не нашли, а еще один венгерский пастор сказал, что если какой-то священнослужитель замечен был в педофилии только однажды, то наказывать за это не следует (у нас на тот же примерно счет тоже есть похожее, правда, не столь парламентское выражение). Ну а актеры весьма, надо признать, изобретательно все это обыгрывают. Скажем, про мэра – группа в концертных костюмах поет вполне классические куплеты, повторяя их, но с каждым следующим разом выпуская – цензурируя – свой правдивый рассказ. В итоге остается одно или два слова, между которыми артисты молчат, прикрыв ладонями рты. Ярко, эмблематично.

Немного напоминает живую газету, немного – политическое кабаре, с учетом явного уклона в область телесного низа. Скажем, наиболее впечатляющей стала сцена, в которой трех актеров раздевают от пояса вниз донага и пока четвертый снимает все происходящее на видеокамеру, а пятый – аккомпанирует на электрогитаре, решительно настроенная актриса выстраивает полуголых мужчин в три погибели, так что голова одного упирается в зад впереди стоящего, еще она приближает камеру к тому самому инструментарию, изображение крупным планом подается на экран. Придавая ускорение последнему, она выталкивает троицу за сцену. Все это «иллюстрирует» избрание президента Буша на второй срок.

Надо ли специально оговаривать, что нецензурная брань – неслучайный гость в этой самой «случайной драматургии», причем продвинутая публика, готовая к неожиданностям и открытиям, радостным смехом встречала буквально каждое знакомое слово. Действительно приятно, с какой стороны ни посмотреть. Только вряд ли можно назвать все это неожиданным: мат находится в списке обязательных слагаемых успеха, когда речь – о продвинутом театре. Правда, Шиллинг делает шаг вперед: один из актеров – как того требует сюжет – мочится прямо на сцене в стакан, который любезно поддерживает молодая актриса. Нечто похожее наверняка уже было в истории мирового авангарда, но на таком высоком уровне (голый актер при этом стоит на столе!), чего стесняться, конечно, впервые.

Впрочем, Шиллинг – хитер. Зная, где можно «упасть», он заранее подстелил соломку. В финале выходит актер и излагает авторскую интерпретацию, учитывающую и радикальный посыл, и игру с этим самым посылом («поэтому – нужно или не нужно – мы всегда готовы обнажиться»).

Беда в том, что, подвергая осмеянию, разоблачению и изничтожению ужасы нынешней Венгрии, режиссер эти самые ужасы эстетизирует, и вместо разоблачения получается апология. Вместо сердитых авангардистов в Москву привезли буржуазное искусство «средней прожарки», как полагается, с кровью, приятно щекочущее нервы добропорядочного буржуа.