Куда ж несешься ты, Беларусь?!

После миланского Пикколо и гамбургского театра «Талия», Международный фестиваль театров стран Европы решил наконец познакомить московскую публику с достижениями ближайших наших соседей: последними гостями фестиваля, посвященного 250-летию русского государственного театра, стали коллективы из Минска и Киева. Киевляне везут в Москву фирменную свою продукцию – то, что когда с иронией, а когда и с уважением зовется искусством «музычно-драматичным». А вот минский Национальный академический театр имени Янки Купалы по-настоящему удивил. Дело не только и не столько в том, что спектакль оказался хорошим (о нем непременно надо сказать хотя бы несколько слов), минский «Чичиков» поколебал некоторые весьма устойчивые наши представления о нынешней белорусской жизни.

Все знают, что в Белоруссии жесткой рукою правит Александр Григорьевич Лукашенко, критику зажимает, а если кто отваживается иметь свое мнение, его тут же страшно избивают и судят. Народ театральный знает также и то, что в Минске нет места свободолюбивому творчеству, о чем некоторое время тому назад поведал нам «репрессированный» драматург Андрей Курейчик.

«Чичиков» – это мистическая комедия по мотивам поэмы Гоголя «Мертвые души», сочиненная как раз Андреем Курейчиком. О чем написано и на афише, и в программках белорусского Национального академического театра. Поставил спектакль худрук Владимир Раевский.

О чем его спектакль? О том, о чем написано у Гоголя, – как грустна, господа, наша Россия (читай в данном случае – Белоруссия), где мелкий пройдоха на фоне прочих упырей да кровопийц становится героем скорее положительным, чем отрицательным.

Никакой особенной, «нагоняемой» из всех углов и концов мистики в спектакле Раевского нет. Пустая сцена, в глубине которой – два креста на родительских могилах Павла Ивановича Чичикова, большое, искривляющее пространство зеркало, поднимаясь над сценой, отражает происходящее в перевернутом виде. Вот и все. За все прочее отвечают актеры. Некоторые играют живописно, масляными красками по холсту, любовно выписывая детали,– как, например, народный артист СССР Геннадий Овсянников в роли Собакевича или Андрей Ковальчук – Ноздрев. Играют замечательно. Но есть и более тонкая работа, скажем, Августа Милованова в роли Плюшкина, который, следуя Гоголю, отходит в сторону от «закрепленного» за Плюшкиным амплуа образа-маски. Он не мелок и не отвратителен в своей неопрятности (да и неопрятности в нем особой нет), в его истории важней становится не то, что мух он и всякую мошку из наливочки повыковырял, а то, что родных всех схоронил, а другие ушли от него, и от того потерял он опору в мире. Такой выходит Плюшкин, что более сострадания достоин, а не презрения. Совсем другая – не каноническая – история.

Но вернемся к идеям. Чичиков (Олег Гарбуз) в спектакле Раевского – фигура если не положительная, то безусловно вызывающая расположение (а то и уважение). Он обаятелен, но обаяние это не сладкое, не светского фата или дамского угодника, в нем обаяние человека дела и в деле своем знающего толк. Он знает, что в мире правды нет, что, как верно замечает Собакевич, один только приличный человек во всем городе – прокурор, да и тот, если хорошенько присмотреться, – свинья. Все свиньи, и в этом обществе главное – не оказаться первой свиньею. И даже среди них можно жить не по-свински┘ Такая вот несложная, но, в общем, всегда злободневная мысль.

Не думаю, что в Минске эта мысль пришлась по душе тем «помещикам», кто мог разглядеть в этой новой работе намек на свое прокурорское или же губернаторское положение. Но, судя по тому, что спектакль безболезненно играют год с лишним, не все так плохо в сегодняшней Белоруссии. Значит, есть умные люди, которые понимают, что такие «свистки» просто необходимы и пусть лучше обо всем этом говорят со сцены Чичиков с Раевским (он читает в спектакле текст от автора, в том числе финальный, обличительный), чем на площадях – лидеры оппозиции с возбужденным электоратом. История, конечно, знает случаи, когда спектакли выводили людей на площадь, но эти времена, кажется, безвозвратно ушли.