Екатерина Барабаш
Кто-то давно назвал Любовь Полищук русской Софией Лорен – за нездешнюю внешность, за неклассическую и жгучую красоту, за глаза, в которых плещется темперамент. Но Полищук – тоже «не по-здешнему» – ненавидела ярлыки и стереотипы.
Детство и молодость она провела в бараке. Ее обязанностью было обеспечивать семью дровами и водой, которую таскала из дальнего колодца. Может, поэтому так и не пристала к ней звездная болезнь – слишком уж неизнеженной была с детства? И с самого начала, как только начала сниматься в кино и играть в театре, приклеилось к ней амплуа этакой неколебимой то ли женщины-вамп, то ли бабы-мужика. Ей хотелось петь и танцевать, играть любовь и нежность, но на экране она из раза в раз представала роковой, порочной, властной, стервозной. Как предстала в таком амплуа тридцать лет назад в «Двенадцати стульях» Марка Захарова, так и пошли дальше режиссеры, как говорила сама Полищук, «пользовать» ее в этом образе. Свой имидж она удерживала блистательно – «31 июня», «В моей смерти прошу винить Клаву К.», «Приключения принца Флоризеля», «Тайна «Черных дроздов», «Вавилон XX», «Интердевочка», «Тихие омуты», – но так и не дождалась режиссера, который распознал бы в ней Настоящее Женское. Так жаль...
Тридцать лет Любовь Полищук жила с непереносимой болью – повредила на съемках позвоночник. Операции, горы лекарств, бессонные ночи... И – бесконечные съемки, переезды, перелеты. «Ну что ж, будем сражаться дальше», – говорила актриса, когда очередная операция не приносила облегчения. Вчера утром организм не выдержал. Она ушла, сыграв последнюю роль – настоящей актрисы, заставляющей болезнь на сцене и на съемочной площадке забыть про себя.
