Обреченный на свободу, "утонувший" в Париже

В «Мулен Руж», Ля Гулю с сестрой. 1892. Литография, цветной карандаш.
Иллюстрация предоставлена Государственной Третьяковской галереей

В Третьяковской галерее открылась выставка, обещающая наделать много шума, – привезли гравюры Тулуз-Лотрека. Обладающая наиболее полным собранием литографий художника Библиотека Национального института истории искусства Франции предоставила 81 работу. ГМИИ предложил темперный женский портрет.

Среди винно-красных (уж не в тон ли знаменитым стенам «Мулен Руж»?) выгородок до начала мая будет красоваться автопортрет Лотрека из частного швейцарского собрания Фонда Пьера Джанадды.

У Лотрека все было наоборот. Аристократическая кровь, которая текла в жилах его предков со времен крестоносцев, споткнулась на жажде собственной чистоты. Родители Лотрека – кузены, еще в юности он в результате тяжелого недуга и травм перестал расти. Конная езда и прочие удовольствия жизни в поместье поневоле сменились интересом к искусству и беспорядочному существованию. Его учителя – вполне традиционные живописцы, а он – первый певец распутства, пропадавший в кафешантанах и кабаре. Наконец, родители, стеснявшиеся не самого достойного увлечения живописью, просили не подписывать работы настоящим именем – так появилась анаграмма «Трекло».

В 1889-м Париж получил не только Эйфелеву башню, но и «Мулен Руж», ставший другим символом города во многом благодаря Тулуз-Лотреку. Для этого кабаре в 91-м он выполнил свою первую заказную афишу, там же впервые были показаны его работы. Выставка в Третьяковке собрала гравюры периода с 1890 по 1900 год, времени лотрековской лебединой песни, пропетой аристократом в свободном царстве парижской богемы. Название экспозиции автобиографично: так поименована серия работ, опубликованных в журнале Figaro illustr`e». Примечательно нынешнее событие еще и тем, что французская коллекция принадлежала некогда Жаку Дусе (1853–1929), создателю одного из первых парижских домов моды и меценату, обладателю работ, например, Пикассо и Матисса. Теперь листы Тулуз-Лотрека хранятся в Библиотеке Национального института истории искусства, которая вскоре закроется на переоснащение – соответственно в течение нескольких лет собрания эти посмотреть не придется.

В своих работах Лотрек скрупулезно прощупывает парижский «полусвет», кидая в расставленные историей искусства сети меткие, острые образы-словечки. Здесь цирк, театр, кабаре вместе с теми, кто их прославил. Вернее, с теми, кого по-настоящему прославил Лотрек. Здесь модные увлечения автомобильной и конной ездой. Ненароком замеченные, увиденные с изнанки. А еще изнанка изнанки – будни привыкших к свету ночных прожекторов танцовщиц и жриц любви, а также больница и тюрьма. Афиши, меню, книжная иллюстрация, зарисовки – то, что, если уцелеет, спасет момент от забвения. Кроме хрестоматийных «Мулен Руж», «Ля Гулю», «Диван Жапоне», изображений Джейн Авриль и Ша-Ю-Као, привезли и менее известные образцы – скажем, «Приглашение на чашку молока» (друзьям – в честь новоселья от автора и коровы), «Лошадь и собака с трубкой», «Жокей» или «Укротительница в суде». В некоторых работах проступают «черты» оказавшегося полезнее всяких учителей Дега – «Умывающаяся женщина (Туалет)» или «В «Аннетоне» (В пивной)», перекликающаяся с «Абсентом» импрессиониста.

Когда посмотришь на десяток лотрековских листов, тема дальнейших, в общем, уже предсказуема. А вот техника – то, что действительно их выделяет. Не секрет, что Лотрек сделал из афиши уважаемый жанр, и как сделал! Как он мог удержать всю соль мгновения жизни, так он в тиражной графике сохранял непосредственную легкость, казалось бы, неповторимого рисунка карандашом, акварелью или пастелью. Художник много экспериментировал в попытке отыскать самое точное решение. Если в одном случае нужно просто залить плоскость ярким цветом, то в другом уместнее набрызги – чтобы получилась дымка, звучащая как бы под сурдинку атмосфера. Значимо, кажется, все – вплоть до выбора материала, – и недаром ведь «Выход Ша-Ю-Као» проработан именно на китайской бумаге.

Про Лотрека вспоминали, что в разговоре он давал характеристику одним живописным эпитетом. В таком случае его искусство красноречиво, в том числе своими гиперболами. Он цветом, линией, ракурсом выделяет главное – причем так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Вот серо-оливковую «Бедную проститутку» тащит красная рука наполовину вышедшего из кадра клиента. Вот то упрямые, то гибкие линии тел Ла Гулю и Валентина «Бескостного». «Почему бы нет?.. Один раз не в счет», – молча говорят профили (а может, все это сказано только носами) – похотливого господина и зазывающе смеющихся женщин.

Вообще говоря, новая выставка при всей ее эксклюзивности и экзотичности берет количеством привезенных издалека работ. Да, много типажей, много свидетельств того времени, взглядов прекрасной разгульной жизни – но, повторюсь, в определенный момент это становится предсказуемо и из жемчужин превращается в хор голосов, коллективный портрет. Впрочем, грех жаловаться – это очень качественно. И все же в конечном итоге одним из самых запоминающихся остался автопортрет из Швейцарии – карикатурный контур физиономии и сделанные размывкой тени шляп и платья – вечных знаков ночной жизни. В которых, как бы говоря In vino veritas, утонул Анри де Тулуз-Лотрек.