Дарья Курдюкова
«Нормаль-одежда» Татлина – в авангарде эпохи.
Фото автора
«Полукруглую», 125-летнюю, дату рождения одного из прародителей конструктивизма Третьяковка отмечает с опозданием на год. Празднуют скромно, но с претензией на размах. Выставка озаглавлена цитатой из критика Пунина «Бесконечная Татлин чаша великого». С претензией, потому что сюда свезли около 60 работ 1900–1920 годов не только из ГТГ, но также из РГАЛИ, Бахрушинского музея и частных коллекций. Скромно, поскольку в эти 60 не вошли главные вещи – а какой без них юбилей? Чаша оказалась полна наполовину – а может, наполовину пуста.
Татлин – контррельеф в искусстве и в жизни. Рельеф – оно понятно, первостепенный культурный персонаж. Контр – потому что был неуживчивым неврастеником. Контррельефами Татлин еще в 1914 году пробил дорогу в жизнь конструктивизму. В Третьяковке такие работы есть – нет почему-то на выставке.
«За неуспеваемость и неодобрительное поведение» его выгнали из Московского училища живописи, ваяния и зодчества – он ушел в моряки. И лишь потом добрался до Пензы, до училища художественного. Татлин по рождению был дворянин, по складу личности – человек-оркестр. Бандурист с видом юродивого красноречиво запечатлен современниками. Именно как певец-бандурист он получил премию на берлинской Русской кустарной выставке 1914 года, после чего отправился в Париж. Там познакомился с Пикассо, а вернувшись домой, взялся за контррельефы.
Человек-оркестр, истово веривший в правдивость пришедшего строя, Татлин хотел одновременно стоять за дирижерским пультом и быть всеми инструментами оркестра новой жизни. Он придумал не только неосуществленные памятники советской утопии, «Летатлина» да Башню III Интернационалу, которые, кстати, с восторгом растащили на цитаты уже современные художники. Татлин хотел участвовать во всем – от изобретения посуды, мебели и одежды до нового театра. В 1911 году художник оформил драму «Царь Максемьян и ево непокорный сын Адольфа» – один из ранних случаев, когда живопись авангарда заступила на театральные подмостки. На выставке имеются эскизы костюмов для постановки, не только для этой. Есть там и просто «нормаль-одежда» в виде мешковатых повседневных костюмов, и модель консольного стула, и даже чайный сервиз – тоже, правда, воссозданные.
Но в целом, если судить по тому, как сделана выставка, фонтанировавший идеями художник оказался вдруг эдаким середнячком. Поначалу писал картинки в духе времени, вполне себе бубнововалетскую живопись обнаженных, кубофутуристического «Продавца рыб», яркие натюрморты. Среди графических почеркушек – портрет Малевича. Сделан за пару лет до рубежной выставки 1915-го «0,10», где Татлин предъявил висячие угловые контррельефы (просто контррельефы впервые увидели в 1914-м), а Малевич повесил в красный угол «Черный квадрат». Отношения конкурентов обострялись: Малевич ввел беспредметное в живописное пространство, Татлин – в реальное.
В Третьяковке следом за Татлиным – зал с реконструкцией Рабочего клуба Родченко. Открывали их, кстати, в один день. Потом – постоянная экспозиция XX века, где и остались контррельефы. То, что пространственно они разобщены с выставкой, организаторы объясняют желанием привлечь публику к той самой постоянной экспозиции – с этим у музея сложности. Но в таком случае рассуждения про конструктивизм и про татлинские шедевры (с реконструкцией Башни III Интернационалу ясно – она велика и «проживает» в холле ГТГ) оказываются полны «гиперссылок». Что не на пользу экспозиции как единому организму – тут ведь все должно быть зримо, в объеме, а не только на бумаге. Ну, и стремившийся к объему Татлин выходит до обидного плоским.
Дарья Гармоненко 
