Дарья Курдюкова
«Неизвестная в костюме торопецкой купчихи». Фото автора
Исторический музей заглянул в закрома своего собрания и открыл выставку «Купеческий портрет XVIII – начала XX века. Живопись. Дагерротипия. Фотография». В центре купеческого города показывают больше сотни произведений, начиная с 1730-х, но их героев, даже связанных с Москвой, в город не пускают.
Начинается все смотринами – это логично, хотя не до конца понятно. На «Смотринах в XVIII веке в городе Торопце» неизвестный старатель тщательно зафиксировал вообще-то не совсем ясно что. Уверенности у исследователей нет до сих пор, видимо, показан девичник, где гостьи перед накрытым столом козыряют цветными платками и нарядами, а виновница встречи одна сидит в простом черном сарафане, потому что так у них было принято. Ну а выставка – смотрины жанра, история о том, что было принято в купеческом портрете. Хотя в истории искусства XVIII века он нередко проходит по разряду звучащего пренебрежительно примитива, со временем этому жанру стало доставаться все больше пристального внимания. В этой «примитивной», часто без академической выучки и даже без имени автора, живописи куда больше непосредственности, чем на магистральной дороге искусств. Так что про быт, да и про саму модель она то и дело проговаривается, и весьма охотно.
На рельсах тех самых магистральных дорог бывают стрелки и стрелочники, чтобы менять направления. В конце 2008-го Третьяковка открыла выставку «Искусство Ярославских и Костромских земель XVIII–XX веков. Поиски, находки, открытия», показывали там провинциальных художников, которые находились в тени мастеров первого ряда, но из тени этой начали выходить в 1960–1970-х благодаря экспедициям Саввы Ямщикова. Среди не очень известных авторов XVIII–XIX веков были те, чьи работы за эти десятилетия попали как раз в книжки по искусству, в историю. На теперешней выставке такие тоже есть. Например, портрет изобретателя Ивана Кулибина работы Петра Веденецкого. Или копия, но копия с хранящегося в Эрмитаже хрестоматийного портрета галантной Степаниды Яковлевой: сделан он был Иваном Вишняковым к ее свадьбе в 1756 году, а спустя время хозяйка решила заказать копию, только вот автора время не запомнило.
«Купеческий портрет…» предлагает путешествие в глубь времен, даже туда, где никаких железных дорог еще не было. Там, на ранних остановках, нужно было зафиксировать статус в своей социальной нише, и с плоскостных изображений глядят – подарок этнографам – нарядные строгие купчихи в народных костюмах Новгородской или Тверской губерний. Тогда неизвестный художник в начале XIX века увековечил Злобина, был такой городской голова Вольска, дослужившийся до царского подарка – большой серебряной кружки, и она при нем. Там осталась безвестная, вероятно, сибирская купчиха, которую аноним поместил в романтический пейзажик с кущей дерев. Дама колоритна. Ничего, что ее лицо со сжатыми губами выражает то ли глубокое сосредоточение, то ли столь же глубокую досаду – зато какие кружева, зато на могутной шее-груди возлежат 13 жемчужных нитей.
Выставка так и шагает от ранних, нередко еще довольно простодушно сделанных изображений, которые через достаток фиксируют достоинство купеческого сословия, – в XIX век. Может, где-то там можно поискать параллели персонажам Островского?..
Чем дальше, тем больше в живописи стирается отличие моделей и того, как они написаны, от парадных изображений более привилегированных особ. Купцы из вольноотпущенных крестьян, купцы, получившие дворянство, волевые упрямые лица или романтическая полуулыбка на физиономиях англоманов, миловидные образы, чем-то похожие друг на друга в «прилизанной» портретописи Василия Тропинина. А еще на сцену выйдут промышленники и часто одновременно меценаты – Абрикосовы, Боткины, Рябушинские, Бахрушины, Щукины... В начале XX века «московскую купеческую аристократию» пишут уже Серов и Леонид Пастернак. Он импрессионистично-эскизно видит Елену и Иду Высоцких (а в последнюю, кстати, был влюблен Борис Пастернак, сын художника). Чтобы добавить картинке объемности, предъявили костюмы, головные уборы, серьги – есть даже витрина-комната с мебелью, книгами и произведениями искусства, тем, за чем охотились коллекционеры.
Культурологическому показу, добротно сделанному, не хватило, кажется, одного шага. Вот в какое время ни пройди мимо ГИМа, на площади зазывают на экскурсии по Москве, а музей замкнул своих нынешних героев в стенах выставки. На ней еще есть «сувениры чувств» – дагерротипии, старинные фотографии – и «живьем», и плывущие по плазменной панели. Раз мультимедийность сейчас добралась и до музейных пространств, можно установить, например, интерактивный экран, где бы вслед за биографией рода разворачивалась карта (пусть хотя бы Москвы) с тем, что, скажем, Боткины или Бахрушины или Щукины сделали в городе, который многим им обязан. Чтобы кроме «сувениров чувств» были эдакие сувениры действий. Чтобы за портретами открывалась панорама.
