Набор поэтичности

«Спящая обнаженная». Фото предоставлено организатором выставки

Мирискусница Серебрякова уехала во Францию в 1924 году, и там прошла большая часть ее жизни. Парижский Fondation Sеrеbriakoff привез в Москву около 70 рисунков и картин художницы, что хранились в ее мастерской, а еще графику ее детей Александра и Екатерины, по инициативе которой в 2007-м во Франции был создан государственный Фонд Серебряковой. Показ и зовется «Парижским периодом», открывая типичное женское, с желанием нравиться, искусство представительницы знаменитого рода Бенуа-Лансере.

Прошлый век оставил много эмигрантов, но, уезжая во Францию, Зинаида Серебрякова не думала, что это насовсем. Она отправлялась заработать – на заказ декоративного панно, – потому что так распорядилась эпоха. В 1919-м умер от тифа ее муж, остались мать и четверо детей. Двое из них, Александр и Екатерина, вскоре перебрались к Серебряковой. Время, разлучившее на части семью, и вне России оказалось для художницы непростым. Она делала заказные портреты и, в частности, много занималась графикой как работой более дешевой и быстрой. Однако же в 1947-м Серебрякова стала членом Профессиональной ассоциации французских (!) живописцев и скульпторов.

Нечасто женщины-художницы так привязаны к ню. Стиль Серебряковой, легко узнаваемый, во многом обязан этой самой узнаваемостью ее спящим, оставившим напоказ все прелести и изгибы обнаженным моделям, в которых нередко узнается дочь Екатерина. Искусство Серебряковой кто-то любит за культ семьи и детские портреты, за тех самых многочисленных обнаженных в прихотливых позах (их квинтэссенция – здоровенный триптих «Баня»), за бытовые сценки и городские зарисовки. Ее портреты – как шутка с женской шляпкой – подчеркивают не столько характерное, сколько манкое. Можно относиться ко всему этому прохладно из-за стремления к красивости и поэтичности. Оно оборачивается другой стороной, становясь самоцелью и приемом. Если перефразировать и утрировать слова Бродского про «что нужно для чуда…», тут готов к применению набор поэтичных средств, и он делает монотонным напор той самой поэтичности.

Ее неоклассицистический стиль, по крайней мере в портретах, замешан на увлечении старыми мастерами, с одной стороны, и, например, Алексеем Венециановым – с другой. Но в ню еще – не по телосложению, но по тому смаку, с каким она пишет полнокровность женских тел, – подумаешь про Кустодиева, который тоже, кстати, входил в «Мир искусства».

Глядя на разных изображенных, порой думаешь: уж не родственники ли они? Пастельные тона, широко раскрытые глаза с поволокой легкой грусти и, в общем, всегда довольно обобщенные силуэты (руки обычно приписаны даже анатомически довольно небрежно – хотя можно, конечно, и возразить, что для поэтичности это дело десятое) – сходство приемов делает их похожими. Впрочем, могло быть и совсем иначе – взять хотя бы пусть и растиражированную донельзя, но одну из лучших серебряковских вещей – автопортрет за туалетным столиком. Сейчас его не показывают, он был создан еще в России, – но далеко ходить не надо, картина в экспозиции Третьяковки. Там звучал другой обертон, и во взгляде не меланхоличная томность, а лукавство, там видна игривость Серебряковой-модели и игра Серебряковой-художницы, и, если бы такой задор чаще оттенял сентиментальную миловидность ее работ, они были бы более многогранными.

Марокканские, итальянские или, скажем, французские пейзажи она наполняет светом и цветом, снова начиная играть, распределяет, как на шахматной доске, только без правил, яркие пятна улочек с низкими домами и небольшими оконцами, зеленых кущ и крохотных фигурок. Правда, например, Коллиур, заминировавший в свое время «диким» цветом картины будущих фовистов Матисса и Дерена, темпераменту Серебряковой не дал такой вспышки. И даже в самой яркой своей марокканской серии она пишет радужные одежды женщин с детьми, но пишет их, как Мадонн. Повседневность, как в макросъемке, фокусировалась и на натюрмортах, но это не самые удачные вещи – в них открыточность Серебряковой достигла апогея. Все ухнулось в снедь ради снеди, в цветы ради цветов.

У Александра и Екатерины тоже есть декоративная открыточность, но иначе акцентированная. Преимущественно это видовые открытки с пейзажами, с интерьерами замков и особняков, прописанные «бисерным» почерком графические «портреты» архитектуры.

Даже если считать, что показанные сейчас французские вещи не самые удачные у Серебряковой, но важно – и это будет честно – сказать, что было и такое. И в России этого еще не видели. Кроме того, нынешняя «выставка – первый шаг к тому, чтобы эта коллекция стала известна», говорит правнучка Серебряковой, член-основатель Fondation Serebriakoff в Париже и вице-президент московского Фонда Зинаиды Серебряковой Анастасия Николаева. Организаторы фонда, в чьем распоряжении находится около 500 работ (включая и живопись, и наброски), собирается издавать каталог-резоне художницы (возможно, частями – из отдельных книг, куда, конечно, войдут и парижский период, и отдельно марокканская серия), занимается экспертизой и защитой наследия мирискусницы – так вот они надеются, что следующим этапом станет выставка в Париже. Поскольку больших выставочных проектов у институции еще не было. «Ну, а задача-максимум – создание музея Серебряковой или русского искусства во Франции, чтобы вещи были в постоянной экспозиции», – сказала Николаева.