Спектакль на малой сцене не считается

«Вечер с Достоевским», где играет только Константин Райкин, рискует стать неэффективным спектаклем. Фото с сайта www.goldenmask.ru

Было счастливое время, когда в сфере культуры только-только придумали, что бюджетное финансирование не может быть безусловным и станет ответом театрам, а также музеям, филармониям и отдельно взятым оркестрам на выполнение ими государственного задания, – было время, когда учреждения культуры сочиняли себе госзадания сами. 

Счастливая пора! Сколько захотели сыграть спектаклей, столько себе и записывали: хотели 300 – записывали 300, не хотели играть так много, записывали 180 спектаклей в год. Но лафа эта скоро кончилась, и госзадания стали, с поправкой на творческую индивидуальность, спускать сверху. Федеральные театры получают госзадания из Министерства культуры, городские, областные – из местных управлений культуры. Но ведь далеко не везде в управлениях культуры сидят специалисты, понимающие в «поправках на творческую индивидуальность». В Калужской области, например, не так давно уволили прежнего министра культуры, композитора, а в его кресло посадили молодого эффективного менеджера, до того занимавшегося исключительно вопросами ЖКХ. 

А поскольку главное направление сегодняшней культурной политики – повышение эффективности и дальнейшая оптимизация, то и совершенно естественно, что госзадания из года в год театрам, музеям и филармониям повышаются, требуя от тех, других и третьих увеличения посещаемости – на 15%, и примерно на столько же – числа проводимых мероприятий. Директор одного крупного федерального музея, располагающегося по нескольким адресам, несколько лет назад, например, получил госзадание, в котором ему в течение года предписывалось провести около 400 выставок. Для искушенного в музейном деле очевидно, что подготовка музейной выставки – дело не одного дня, а руководитель департамента культуры одного крупного российского региона мгновенно нашла выход: «Я как человек, понимающий, каким образом можно организовать производство внутри, думаю, что это все выполнимо. Вот, организовали в музее ИЗО выставку – на период ее действия у человека, который комплектовал выставку, никаких задач нет. Он может начать комплектовать новую». Из того же интервью – о путях повышения эффективности музейной работы: «Мы дали посыл всем учреждениям, что они могут обратиться в музей. Если школа решила отметить Год Пушкина, она может сделать запрос в музей, где подберут все, что можно показать по Пушкину, – картины, мебель, посуду той эпохи. Пусть на фоне этого музейного уголка проходят уроки в школе по Пушкину. Мы бы хотели, чтобы все учреждения культуры друг к другу повернулись лицом и искали формы взаимовыгодного сотрудничества. Тем самым мы повышаем образовательный уровень школьников, педагогов».

Но сейчас – не об этом речь.

Театры оказались готовы и премьер сыграть больше, и придумать новые формы общения со своей постоянной аудиторией и с потенциальными зрителями. Где-то – зрительские клубы пооткрывали, в других театрах – стали проводить экскурсии по закулисью. Но и власть не дремлет. Помнится, где-то прочитал я такую шутку: «Факты, конечно, упрямая вещь, – любил повторять следователь, – но и мы не лыком шиты!» Так вот, наши чиновники не лыком шиты. И потому в планах на следующий год спектакли малой сцены предлагается не учитывать. В других госзаданиях, докладывают с мест, спектакли на малой сцене предлагается включать в госзадание с коэффициентом 0,25. То есть четыре спектакля на малой сцене равняются одному на большой. На основной сцене – это такой, получается, полноценный спектакль, а на малой – что-то даже не половинчатое, а четвертинка, или, по-старому, – два мерзавчика (емкость с водкой объемом 0,125 мл).

Возьмем, к примеру, МХТ. Там на малой и на новой (еще меньше!) сценах идут спектакли «Пролетный гусь» по Астафьеву, «Господа Головлёвы», «Дыхание жизни» – с двумя выдающимися актрисами, Аллой Покровской и Натальей Теняковой, или еще один спектакль «на двоих» – «Предел любви» с Евгенией Добровольской и Андреем Кузичевым. Почему я специально выделил два последних названия – дело в том, что, к примеру, в Ханты-Мансийском округе театры уже получили сверху госзадания, где говорится, что спектаклем большой сцены считается только такой, в котором занято не менее 60% труппы, а малой – где меньше 60%, а сколько – не уточняется. Но вот интересно, можно ли спектакль «Копенгаген», идущий в МХТ, где на сцене – кот наплакал! – всего-то три актера: Олег Табаков, Борис Плотников и Ольга Барнет – назвать спектаклем большой сцены, в полном смысле слова, как его понимают чиновники?!

Или вот в Театре Наций, по-моему, один из лучших спектаклей прошлого сезона в Москве – «Жанна» с Ингеборге Дапкунайте и Андреем Фоминым? В лучшем случае – 0,25%. Сыграли четыре раза – глядишь, и за целый спектакль засчитают. 

Нонсенс. Для человека театра – нонсенс. Для чиновника – все понятно. Если есть труппа 40 или 50 человек, значит, все должны быть на сцене. Чем богаты, тем и рады. Что есть в печи, все на стол мечи… А в театре, любит повторять Юрий Соломин, считают по-другому. Иной актер прекрасен в небольших ролях и не в каждом спектакле может понадобиться, но без него театр обеднеет, спектакль – поблекнет. Есть понятие накопления, когда актер может не выходить на сцену в новых ролях сезон или два, но это вовсе не означает, что он этому конкретному театру не нужен. Таковы законы репертуарного театра, так он живет. В спектакле «Скамейка», который много лет шел во МХАТе у Татьяны Дорониной, на сцене – двое. И в спектакле «Старая актриса на роль жены Достоевского», в котором она по-прежнему играет, тоже участвуют только два актера. И что? Он хуже других, где на сцене – битком, а в зале, как шутил когда-то Райкин, три сестры, дядя Ваня, пожарный?.. Нет же. Но как это объяснить чиновникам, не на словах, хотя бы – на пальцах?