Дарья Курдюкова  |
| Олег Кулик и современная скульптура. Фото автора |
Акционист, создатель института «База» Анатолий Осмоловский, выступая в роли куратора, созвал в Цехе Белого на Винзаводе многолюдное собрание преимущественно из молодых художников, чтобы показать вариант развития современной скульптуры, альтернативный тому, что предлагает госзаказ. И чтобы заявить, что сам этот вид искусства имеет весьма размытые границы. Начинается похоронно-панегирический показ «Империей» Олега Кулика, а завершается «Заграждением» Сергея Прокофьева.
Похоронно-панегирический, поскольку в экспликации сообщается, что название выставки не просто так, а игра слов: стало быть, «…ура!» – еще и «ошметки и остатки скульптурного медиума». Впрочем, одновременно этот «ошметок» – военный боевой клич. Однако политического запала, которого можно было бы ждать от показа в сегодняшних условиях, не наблюдается. Впрочем, его давно уже нет в организованных Винзаводом выставках. Год назад здесь видели «Вечно живой труп», кураторское произведение того же Осмоловского, в фокусе внимания которого были современная живопись и скульптура студентов и выпускников его института «База». Весной 2013-го Винзавод вместе с Pechersky Gallery организовал коллективное сочинение актуальных художников на тему «Госзаказ» (курировали мероприятие галеристка Марина Печерская и художник Роман Сакин). Заглавие по отношению к contemporary art было чистой воды утопией, потому и ответ стал саркастичным. Получилось где-то смешно, где-то не очень, но в целом весьма осторожно: ничего нового тогда не обсуждали, вышел этакий гэг для внутреннего обсуждения в арт-среде. Что до выставок, сделанных Осмоловским, так манерой сервировки они скорее напоминают показ студенческих работ.
Прежде всего потому, что выехать скульптурный смотр старается на формальном разнообразии. Границы современного искусства размыты, мультижанровость и междисциплинарность у него в крови, потому и виды искусства из классической триады – живопись, скульптура, архитектура – имеют право трактоваться шире, чем прежде. Так что скульптуру (от sculpo – «вырезаю», «высекаю») тут фактически уравняли с универсальным понятием «объект», включив сюда в том числе реди-мейды, инсталляции и ассамбляжи. Одновременно скульптура препарируется в более широком смысле – как пластическая выразительность. Тут, скажем, есть изящный триптих Ильи Федотова-Федорова «Сохранение – часть движения» в привычной для художника стилистике, но по-новому в выставочном контексте глядящий на возможность пластического развития объекта. В трех аквариумах с раствором парят ветки с почками, подвешенные к ним грузами камешки и прочие природные штуки. В застывшей в хрупком равновесии конструкции заложена интенция движения (сродни даже произведениям кинетизма) и саморазвития. И вместе с тем зачем-то здесь же имеются вырезанные из бумаги абстрактные паттерны Ильи Гришаева, повешенные на гвоздик в стенке. Озаглавлены они Unnamed…
Может, это «Непоименованное» и подобные ему вещи не выглядели бы столь курьезно, наподобие случайно втиснувшейся в текст лишней запятой, если бы весь выставочный механизм имел какое-то четкое направление, а не сворачивал бы то в одну, то на полпути в другую сторону. Как куратор акционист Осмоловский дает участникам карт-бланш на маленькие индивидуальные интервенции в пространство Цеха Белого. Но, похоже, самоустраняется от режиссирования. Так что «смешались в кучу кони, люди».
Обещанный критический взгляд на «процесс нового монументального заказа, свидетелями которого мы становимся», начавшись покрытым позолотой, но порядком потрепанным жизнью львом- «Империей» Олега Кулика, продолжается оцепенелым бетонным «Солдатом» со сбитым лицом (Александр Кутовой) и монументальной и комичной «Падающей» (Екатерина Коваленко), которая навеки застыла, нависая над проходящими. Но взявшийся было набирать обороты политический сюжет про монументальную скульптуру в общественных местах вдруг перебивается «Женщиной-ложкой» Дениса Строева, вялой вариацией на тему одноименной работы Джакометти, и «Сыном потолка» Александра Плюснина, пластилиновым «турником» с беспорядочно растущими вверх и вниз выступами. Подобные работы не добавляют реплики в общий диалог, скорее тянут вниз сильные вещи (а тут есть интересные произведения Яна Тамковича и Алексея Панькина…).
К тому же созданию ансамбля мешает часто весьма странное расположение объектов, включая и «Украинку» самого Анатолия Осмоловского. Перед составленной, буквально сшитой из фрагментов фигуристой бронзовой женщиной лежат эти же самые, но разрозненные фрагменты тела. Трактовать работу можно по-разному, можно как страну, разъятую на части. Но она отчего-то задвинута куда-то в сторону. Точно так же непостижимым образом обошлись с «Заграждением» Сергея Прокофьева. Такие заграждения стали уже привычным не столько социальным (регулирующим поток людей в метро, например), сколько политическим символом. Художник создает лаконичную, но емкую метафору, делая решетку из люминесцентных ламп. Знак ограничения пути, то есть свободы, а вместе с тем и дематериализация объекта (в духе работы с неоновыми трубками минималиста Дэна Флэвина), состоящего из света, и, поскольку такие лампы используются в рекламе, заграждение как бренд времени. Ему стоять бы посреди дороги, а не вдоль стенки у окна… Словом, сейчас тот случай, когда даже от перемены мест слагаемых сумма могла бы стать другой. А кураторский анализ формы не был бы формальным.
