МИД поторопился

– Константин Иосифович, на днях вы снова заявили, что считаете необходимым сократить взносы России в казну Совета Европы. Что вас побудило высказаться на эту тему?

– Чтобы быть четким: я не выступал ни с каким заявлением. С заявлением выступило Министерство иностранных дел на уровне директора департамента общеевропейского сотрудничества, а я лишь комментировал это заявление на одном из брифингов. При этом убежден, что сейчас независимо от существа вопроса фактически выступать с какими-то заявлениями по поводу возможного сокращения взноса России неверно – с учетом предстоящего председательства нашей страны в Совете Европы с мая по ноябрь. Тем более неверно принимать какие-то практические решения на этот счет. Да, тема актуальна, она существует на протяжении ряда лет. В 1996 году мы вступали в Совет Европы добровольно, добровольно приняли на себя функции главного плательщика, и такие обязанности несут пять государств Совета Европы из сорока шести – то есть это скорее исключение из правил, чем само правило. Эти государства несут особую ответственность за деятельность Совета Европы. Россия к государствам-основателям не относится, и для нас то обстоятельство, будем мы в категории главных или обычных плательщиков, – вопрос гораздо более прагматический, он зависит уже не только от философии наших отношений с Советом Европы. Скорее он зависит от оценки того, насколько тот или иной формат соответствует нашим прагматическим интересам. На протяжении десяти лет взаимодействия с Советом Европы все больше доводов накапливается в пользу того, что статус главного плательщика России не дает никаких преимуществ: мы лишь платим лишние деньги, но не получаем за счет этого каких-то дополнительных дивидендов от нашего членства в Совете Европы. Поэтому, когда возникает вопрос о взносе, это не тема сокращения взноса и тем более это не вопрос некого возмездия за что-то, что нам не нравится в Совете Европы, ни в коем случае.

– Когда может произойти сокращение взносов?

– Даже если решение состоится – это вопрос значительно более отдаленной перспективы, чем текущий год. Я подчеркну: это может произойти в следующем году, через два года, через пять – решение на этот счет пока не принималось. И если оно будет принято, это всего лишь переведет Россию из главных плательщиков в обычные, которыми сейчас являются 41 государство Европы, и ничего чрезвычайного в этом решении не будет. Мы просто сугубо прагматично отнесемся к этому вопросу и, взвесив все за и против, определимся, стоит ли нам продолжать соблюдать наше собственное добровольное, я бы сказал – повышенное, обязательство перед советом Европы. Либо перейти на систему стандартных отношений с Советом Европы, которую имеет подавляющее большинство членов Совета Европы уже в настоящее время.

– Насколько может быть сокращена наша доля?

– Это не вопрос национальной компетенции. Есть формула расчета взноса – она зависит и от численности населения, и от уровня валового внутреннего продукта... Я не считал эти цифры, но видел предварительные оценки. Так что если мы будем обычным плательщиком, то взнос должен сократиться примерно вдвое и составить около 4 миллионов долларов. Взнос состоит из двух частей: из взноса в собственно Совет Европы и взноса в бюджет Европейского суда по правам человека. В сумме мы платим в Совет Европы двадцать три миллиона евро и три с половиной в бюджет Европейского суда по правам человека.

– Кто выносит решение о сумме взноса?

– Решение на 100% зависит от нас: размер нашего взноса установлен федеральным законом, принятым Госдумой, утвержденным Советом Федерации и подписанным президентом в 1996 году – о том, что Россия берет на себя функции главного плательщика. Изменение этого статуса возможно только в результате принятия соответствующего закона. Это не вопрос МИДа, Минфина либо кого-то еще – это вопрос российского законодательства. Безусловно, этому решению должна предшествовать широкая политическая дискуссия. Именно поэтому я считаю нынешнее заявление представителя МИДа несвоевременным и поспешным, хотя по форме оно было достаточно корректным, потому что оно в Совете Европы будоражит общественное мнение.

– Европейцы задают вам вопросы?

– Вопросов задается много. Озабоченность, конечно, не связана с отдельными заявлениями, она связана с сокращением нашего взноса, потому что для Совета Европы потеря нескольких миллионов – весьма чувствительная вещь. Совет Европы – не очень богатая организация, и сокращение такого взноса не пройдет незамеченным. В российских деньгах заинтересованы. Но мы объясняем нашим партнерам: мы бы приветствовали в деятельности Совета Европы гораздо большую сбалансированность, внимание не только классическим для этой организации правозащитным вопросам, но и не менее важным для нас темам – сотрудничеству в области культуры, науки, образования, даже борьбы с терроризмом. Есть масса невостребованных пока Советом тем, которые, на наш взгляд, представляют очень большой интерес для объединенной Европы. И если наши призывы к сбалансированности раз за разом остаются неуслышанными, то стоит ли оплачивать только один аспект деятельности Совета Европы, понимая, что часть этих средств в конечном итоге никоим образом не возвращается в Россию, а используется в других направлениях...

– Может ли быть в дальнейшем решение о сокращении нашего взноса пересмотрено – и при каких обстоятельствах?

– Я бы не стал забегать вперед, надо сначала принять решение в принципе. Однако вряд ли здесь должна идти речь о какой-то тактической игре. Мы сделали ход, кто-то в ответ сделал ход, мы посмотрели – не взять ли нам этот ход обратно... Нет, если это решение будет принято, оно будет носить достаточно устойчивый характер и вернуться к нему можно будет, только если в Совете Европы произойдут глубокие реформы и его деятельность будет представлять для России больший практический интерес, чем это происходит сейчас.

– На что расходуется возвращенная нам часть взноса – и какова эта сумма?

– По некоторым оценкам, проекты, связанные с Россией, финансируются в объеме 2,5–3 миллиона евро в год. Вот вам ответ: примерно десятая часть российского взноса. Куда идут остальные деньги – можно только предположить: на проведение семинаров, поездки делегаций... Все это важно, нужно, но часто не имеет для России практического интереса.

– Ваши коллеги по Государственной Думе разделяют ваши взгляды на размер взноса в ПАСЕ?

– Есть разные точки зрения, вплоть до самых радикальных – о том, что Россия вообще должна выходить из Совета Европы. Я категорическим образом не разделяю этих взглядов. На мой взгляд, сегодня в Думе настроение скорее в пользу того, чтобы перейти в категорию обычных плательщиков. Но пока развернутой дискуссии на этот счет не было, ее и не надо проводить, пока Россия председательствует в Совете Европы. Мы должны быть председателем, действующим в интересах этой организации, достойно выполняющим свою миссию, и нам не нужно создавать для себя дополнительные проблемы.