Фото Reuters
Если раньше постоянно приходилось слышать о том, что Россия левая (в политическом смысле) страна, то сегодня этот миф вытесняется другим – о том, что российское общество по своей природе консервативно. Подразумевается, что Россия, конечно, является частью Европы, но тот объем прав и свобод, который реализован, скажем, в Голландии, Швеции или ФРГ, для нее неприемлем. Или недостижим.
Несомненно, что этот миф создается не только для внутреннего потребления, но и для консервативных кругов Европы, встревоженных мультикультурализмом и масштабом миграции. И все же главная причина – дефицит легитимности, обострившийся после недавних думских выборов.
На Западе единственным источником легитимности являются всеобщие, свободные, равные и конкурентные выборы. Нынешнюю российскую элиту такая процедура отпугивает высокими рисками и необходимостью рано или поздно передать власть оппозиции в случае ее победы на выборах. Отсюда постоянное вбрасывание теорий об уникальном цивилизационном пути России и о присущей ей особой форме народовластия, чем оправдывается тот или иной способ манипулирования демократическим процессом. Но какая бы остроумная теоретическая база ни подводилась под эту теорию, на Западе такая демократия определяется не иначе как фасадная, декоративная, имитационная.
Дефицит легитимности подталкивает на поиск альтернативных источников легитимности, и взгляд обращается на религиозные организации. Вызывает опасения не распространение религиозного сознания – у нас свобода совести, а все более активное участие религиозных организаций в политической жизни – у нас светское государство.
Задумаемся: какое место в мире обеспечит России моноориентация на консерватизм и не имеет ли такой курс отсроченных издержек? Очевидно, что при таком сценарии Россия столкнется с внутренними и внешними вызовами.
Внутренние вызовы связаны с недовольством определенной части населения, требующей прав и свобод, предоставленных в западных странах. Другая причина: при моноориентации на консерватизм огромное количество людей не может найти применение своим силам и способностям. Можно вспомнить, как в СССР подспудно росло недовольство технической и творческой интеллигенции.
Разрыв между притязаниями и возможностями недовольной части населения создает напряженность, которая рано или поздно приведет к социальному взрыву, если не срабатывает какой-нибудь клапан. В консервативных странах роль такого клапана играет эмиграция, к которой скрыто или явно подталкиваются все недовольные.
Часто говорится об «утечке мозгов» и ее вреде для государства. Реже говорится о пользе эмиграции для действующей власти. Умный человек, который хочет что-то изменить, – это источник недовольства, траблмейкер, баламутящий инерционное большинство, которым так комфортно управлять. При этом страшна эмиграция не только интеллектуалов, но и просто предприимчивых, инициативных людей. В России есть избыток интеллекта для разработки инноваций, но не хватает пассионарности, инициативности для их внедрения. Надо учитывать также слабость исторических предпосылок для эмиграции, сильные психологические, языковые и визовые барьеры.
Внешние вызовы связаны с неизбежным технологическим отставанием консервативных государств от более динамичных и открытых стран. Поскольку моноориентация на консерватизм приводит к тому, что инициативное меньшинство лишено возможности самореализации, отсутствует противовес инерционному большинству. Общество становится все более пассивным, заскорузлым, закрытым и технологически отсталым. Когда уровень отсталости достигает критической величины, общество пробуждается, и к власти приходят те, кто предлагает очередной – неизбежно затратный, запоздалый, основанный на волевом форсаже модернизационный – проект. И тогда отсроченные издержки приходится оплачивать по полной.
Михаил Сергеев 
