На фото встреча Владимира Путина с президентом Российской академии наук Геннадием Красниковым. Фото сайта kremlin.ru
Накануне выборов президента России вполне ожидаемо одной из главных тем в научном сообществе становится обсуждение (потенциальных) кадровых перемен в структурах управления наукой. Но, возможно, для дальнейшего развития отечественной научно-технологической сферы это не имеет никакого значения. Ну, почти никакого: роль личности в истории совсем уж не учитывать было бы неправильно. И тем не менее...
Если попытаться выделить главную идею из того, что сказал Владимир Путин в Послании Федеральному собранию РФ относительно сферы исследований и разработок, это может быть следующий посыл. Фактически предложен поиск баланса между прикладной наукой (технологиями) и фундаментальными исследованиями. Поиск такого баланса можно только приветствовать. Это действительно, так сказать, онтологическая боль всей государственной научно-технической политики (ГНТП). Но есть вопросы.
Во-первых, источники финансирования заявленных программ? Президент потребовал более чем вдвое увеличить совокупные вложения государства и бизнеса в науку и довести их долю до 2% ВВП к 2030 году. Напомним, в принятом в 1996 году «Законе о науке и государственной научно-технической политике» фиксировался показатель в 4% расходов на науку от расходной части бюджета. В тот момент Россия тратила на науку 0,4–0,5% ВВП. По обнародованным в конце февраля данным профсоюза РАН, в 2020 году финансирование науки было на уровне 1,09% ВВП, в 2021-м – 0,99%, в 2022-м – 0,94%. Для сравнения: в 2020 году в Южной Корее – 4,8%, в США – 3,4%, в Японии – 3,27%, в ФРГ – 3,14%, в Китае – 2,4%.
Во-вторых, какая организационная структура будет реализовывать предложенные инициативы? Почти все озвученные президентом в Послании проекты в сфере науки и высшего образования касаются развития существующих программ: «Приоритет–2030», установки мегасайенс, строительство 40 университетских кампусов до 2030 года (на это планируется потратить 400 млрд руб.). То есть, по сути, задача – масштабировать уже известные программы. Впрочем, какие-то не принципиальные трансформации в структурах управления наукой могут происходить. Так, на днях появилась информация о том, что может быть подготовлен отдельный закон о Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ (РАНХиГС).
Наконец, возможно не самое очевидное, традиционно относимое к области сугубо философского, отвлеченного теоретизирования: развитие фундаментальной науки. Ясно, что РАН уже по факту не способна закрыть эту нишу. Да и не собирается это делать. Характерно обращение одного из заместителей директора Института проблем передачи информации РАН к сотрудникам: «Страна меняется и институту придется меняться вместе с ней. Приоритеты изменились. Просто заниматься свободным и бесконтрольным творчеством больше не получится!.. Хватит строить иллюзии, что наука – это что-то, что пригодится в далеком будущем и что чем меньше людей могут понять меня великого, тем я умнее».
Звучит, конечно, в стилистике первых советских пятилеток, но это только лишний раз показывает остроту отмеченной выше принципиальной проблемы ГНТП. Прогресс науки и научно-технической прогресс, хотя и сильно пересекающиеся области, все же вполне самостоятельные понятия и сущности. В качестве инструмента научно-технической деятельности наука, безусловно, прогрессирует. Но для поддержания этого инструментального прогресса необходимо позаботиться именно о теоретической науке. Например, создать еще один национальный проект – «Фундаментальная наука». Пока же, в 2024 году, на нее планируется выделить менее 0,15% ВВП. При этом даже уровень 0,4% ВВП – уровень финансирования фундаментальной науки, типичный для тридцатки ведущих государств, а никак не пятерки, попадание в которую мы декларируем как цель.
Екатерина Трифонова 
