Анатолий Хливный
Митрополита Софрония считают лидером сторонников незалежности Украинской Церкви.
Фото автора
Православных верующих в Украине в наше время обычно делят на две противоборствующие группы. Первая – приверженцы автокефалии, которые, пойдя за некогда митрополитом Киевским Филаретом (Денисенко), ныне являются членами Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата (УПЦ КП). Вторая – сторонники единства с Русской Православной Церковью. Личность митрополита Софрония (Дмитрука) не вписывается в этот стереотип. Он, будучи иерархом УПЦ МП, является последовательным сторонником автокефалии и объединения со всеми Церквами Владимирова крещения. С митрополитом Черкасским и Каневским СОФРОНИЕМ беседует украинский журналист Анатолий ХЛИВНЫЙ.
– Ваше высокопреосвященство, вас в СМИ часто называют лидером проукраинского крыла Украинской Православной Церкви – то есть той части священников, которые ратуют за автокефалию. Вы сами себя таковым считаете?
– Нет, не считаю. Лидер – это человек, который ведет людей вперед. Я таковым не являюсь. Я просто украинец, который болеет за свой народ, его благополучие, его жизнь. И, конечно, за его веру. И мне очень жаль, что есть среди родившихся на этой многострадальной земле люди, которые себя украинцами не считают. Значит, такой человек не ценит самого себя, не любит свой народ и не имеет чувства собственного достоинства.
– Но того факта, что вы сторонник автокефалии, вы отрицать не станете?
– Безусловно. У меня позиция одна, и она неизменна: украинское направление – и только. Что касается автокефалии, то нужно заглянуть в историю, чтобы понять, каковы должны быть место и статус Православной Церкви в Украине. Еще Москвы не значилось, а была уже Киевская Русь. И все епархии смотрели на Киев. Со временем митрополий стало две – Киевская и Московская. И только через 30 лет после того, как Богдан Хмельницкий, «неразумный сын» – так его Тарас Шевченко называет, присоединил Украину к России, присоединили и Церковь. Но – без воли на то народа. О референдумах тогда еще не знали, людей не спрашивали. А исполняли это – назову очень грубо – прихвостни и хотели для себя славы, которые никак не заботились о своем народе, несмотря на то что были церковными лидерами.
Мы вошли в одну империю и стали вроде как одним народом, поэтому для церковной организации, наверное, лучше, чтобы была одна Церковь. Хотя грузины, будучи в этой самой империи, жили начиная с 1917 года самостоятельной церковной жизнью. Но сейчас у нас два государства, имеющих две разные Конституции, разные системы власти, почему тогда мы даже не имеем права думать, чтобы самим управлять и церковной жизнью?
– Приверженцы единства с РПЦ утверждают, что автокефалия УПЦ является разделением.
– Никакого разделения автокефалия за собой не несет. Даже если мы не будем ни от кого зависимы – это не будет разделением. Это станет возможностью быть равными среди равных. На этот вопрос надо с другой стороны смотреть, отбросив все политические амбиции, и уяснить, что полезно для Церкви. Когда меня спрашивают, почему ты так настаиваешь на своей позиции, я всем привожу пример Константина Великого. Он, став императором, не захотел жить в Риме, а переехал в маленький городок Византий, который впоследствии превратился в Константинополь. В его империи, которая была чрезвычайно большой, уже было четыре Патриарха. Для чего ему понадобился пятый Патриарх? Для разделения? Никакой речи о разделении не было. Для отделения? Никакой речи об отделении тоже не было. Он хотел как император, желающий иметь мир и покой в своей державе, разрешать все наболевшие духовные вопросы со своим Патриархом на месте. Это неизбежно: когда есть два государства – должны быть отдельные Церкви, с которыми можно решать все проблемы государственного характера. Когда украинский парламент или президент что-то решают, они же не ездят за благословением в Москву, они должны получить его здесь, на месте.
– Митрополита Одесского и Измаильского Агафангела (Саввина) часто называют лидером пророссийского крыла УПЦ. В каких вы с ним отношениях?
– Митрополит Агафангел – человек России, русский, хотя и из Курской губернии, а Курщина – хочется нам того или нет – когда-то была Украиной. Там до сих пор целые поселения говорят на украинском языке. Но у него одно направление: Россия – его родина. Он верит в существование «русского мира». Но если брать в целом тех епископов-россиян, которые у нас есть в УПЦ, то я их просто уважаю. Я против всякого национализма, но я уважаю их за то, как они защищают самих себя.
– В 2005 году вы написали обращение к епископату УПЦ, где призывали бороться за автокефалию. Какова была реакция епископов?
– Реакция была неоднозначная. Одни молчали, ничего не говорили. Но были и такие, кто начал относиться ко мне настороженно, в том числе и те, о ком мы говорили выше.
– Как хорошо вы знаете Патриарха Филарета (Денисенко) – главу Киевского Патриархата? Вы, по сути, в вопросе автокефалии единомышленники?
– Я Денисенко знаю очень хорошо. Когда он был еще митрополитом Киевским, именно он принял меня как изгоя, как человека, которого все боялись и не хотели принимать. Потому что была такая всесильная организация – КГБ, которая меня силой вытолкала из Московской духовной академии, после чего я и оказался в Украине. Я благодарен ему за его добрый поступок, потому что он был единственным, кто принял меня без страха.
– И все же вы в свое время не поддержали его в стремлении получить автокефалию и остались в лоне РПЦ.
– Очень жаль, что в этом вопросе тогда была замешана политика. Коммунист и атеист Кравчук помогал ему, потому что там были причины друг другу помогать. Но мне кажется, что основная ошибка Денисенко была вот в чем. Ему надо было перед тем, как объявлять автокефалию, заявить о своем желании иметь такой статус и обосновать ее. А он, хочу заметить, достаточно грамотный богослов. Ему нужно было написать в Синод РПЦ о том, что он выходит официально из состава РПЦ, для того чтобы организовать независимую Церковь в Украине. А если бы была такая оговорка, постановление Синода РПЦ не имело бы силы. А так РПЦ поступила так, как поступила. Ну и еще одно: не вышел Патриархом Москвы и захотел стать таковым в Украине. Здесь все связано с политикой и отчасти с человеческими амбициями.
– Так какой же, на ваш взгляд, должен быть алгоритм действий на пути к автокефалии? Путь по Филарету (Денисенко) оказался не в полной мере оправдан: его организацию не признала ни одна каноническая Церковь, и в УПЦ случился раскол.
– Это очень сложный вопрос. Здесь множество проблем. И решать их надо через переговоры. Нужно садиться и думать, к кому и на каких условиях присоединяться. Но в том, что объединение всех ветвей православия в Украине в соборную автокефальную Церковь необходимо, у меня нет ни малейшего сомнения. Ибо ничто так не сплачивает людей, народ, как Церковь. Когда это будет – не знаю. Точно не при моей земной жизни. Может, через 100 лет, через 200...
Тут я вам больше скажу: автокефалия уже давным-давно была бы. Благодаря большому авторитету руководителя УПЦ митрополита Владимира этот вопрос можно было бы решить, и никакая из православных поместных Церквей не была бы против. Когда основывались как автокефальные Грузинская, Сербская, Болгарская и другие Церкви, то они были в этом стремлении едины. И они не боялись на первых этапах своего независимого существования быть непризнанными. А у нас – лебедь, рак и щука. Мы не все хотим церковной независимости, а если и хотим, то боимся сказать, только не знаю почему.
– Некогда вы сказали, что Иван Мазепа для вас – образец для подражания.
– Я и сейчас не боюсь этого повторить: для меня Иван Мазепа – образец православного человека. Годы его правления – расцвет православного строительства в Украине, книгопечатания, основание учебных заведений, в том числе и церковных. А то, что он политик, и то, что касается политики, – это дело другое. Но я всегда спрашиваю тех умников, которые говорят, что он предатель: а кого он предал? Он лишь проводил свою политическую линию, чтобы Украина стала независимой. Какое право имел Петр I – при том что именно он послал Меншикова уничтожить всех жителей гетманской столицы Батурина, начиная от грудного ребенка и заканчивая старцем, – предавать анафеме Мазепу? Анафеме предают за догматические, богословские отступления, чего в действиях гетмана никогда не было. Да и не Мазепу предали анафеме, а сделали его чучело, возили его по городу, анафематствовали и сожгли.
– Не кажется ли вам, что Православная Церковь не всегда вовремя дает ответы на вызовы времени? Взять хотя бы церковный, юлианский, календарь, который не совпадает с гражданским, григорианским.
– Я считаю себя человеком прогрессивным, но я противник григорианского календаря. Папа Григорий ничего не сделал полезного для Церкви, создавая новый календарь. Ведь из-за перехода на новый стиль нарушилось правило празднования Пасхи. Часто, например, католическая Пасха приходится на Пасху иудейскую, что недопустимо в православии. Да и по мнению астрономов, этот календарь не является таким уж совершенным.
Здесь есть еще одна проблема: психология наших людей. Не такие скорые мы на принятие нового. Греки перешли на новый стиль без особых проблем, потому что там все слушают, что говорит церковная верхушка. У нас, если начнем сейчас что-то делать с новым стилем, произойдет раскол, поводов для которого и так много. Здесь предстоит большая разъяснительная работа, должна быть собрана комиссия, которая бы постоянно работала над этим вопросом, которая бы убедила людей, что календарь – не догматика, а просто обычай.
– Украинские грекокатолики позиционирует себя как национальная Церковь Владимирова крещения. Каково ваше к ним отношение и возможно ли с ними единение?
– Грекокатоликов я категорически не понимаю. Давайте посмотрим, при каких обстоятельствах они у нас появились? В Речи Посполитой католические священники имели авторитет, а к православным, даже к епископам, относились без всяческого уважения. Именно этот поиск славы и был первой причиной унии. Тогдашние православные иерархи – не побоюсь этих слов – предали Украину и передались Польше через унию с Римом. А единение с ними возможно, только если мы придем и скажем, что Папа Римский над нами глава, с чем я никогда не смогу согласиться.
