Кризис Вайомингского компромисса

Почему Россия и США не подписали 5 декабря новый Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ)? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Кто-то поругает Вашингтон за решение начать новую гонку вооружений. Кто-то упрекнет Москву в приверженности стереотипам холодной войны. Кто-то посетует сразу на российскую и американскую бюрократию за их медлительность. Куда интереснее, впрочем, найти объективное объяснение. Похоже, сама модель российско-американского переговорного процесса по СНВ нуждается в обновлении.

На протяжении последних 20 лет Россия и США строили переговоры по СНВ на основе концепции стратегической стабильности. Однако российские и американские элиты по-разному понимали ее смысл. Для россиян стратегическая стабильность была набором условий, снижающих риск начала ядерной войны. А для американцев стратегическая стабильность – определенные параметры развития стратегических ядерных сил (СЯС). Они были разработаны американскими экспертами и на поверку всегда оказывались более выгодными Вашингтону.

Основы концепции стратегической стабильности сформулировал в 1977 году видный американский эксперт в сфере контроля над вооружениями Пол Нитце. В своем меморандуме для Министерства обороны США он отмечал, что создание СССР нового класса межконтинентальных баллистических ракет (МБР) с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН) подрывает стабильность в стратегической сфере. Для ее сохранения Нитце советовал, во-первых, уделить на переговорах особое внимание тяжелым МБР и, во-вторых, исключить из переговоров крылатые ракеты как средство компенсации советского превосходства в МБР. С 1981 года администрация Рональда Рейгана предлагала эту концепцию СССР в качестве основы для переговоров.

Долгое время СССР не соглашался с Вашингтоном. В Кремле опасались, что посредством сокращения тяжелых МБР США хотят добиться односторонних преимуществ в области СЯС. (Основу стратегической триады Соединенных Штатов составляют не наземный, а морской и авиационный компоненты.) Но в конце 1980-х годов ситуация изменилась. Руководство страны, возглавляемое Михаилом Горбачевым, стремилось любой ценой удержать Вашингтон в режиме стратегического диалога. Поэтому на встрече в Вайоминге 22–23 сентября 1989 года министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и госсекретарь США Джеймс Бейкер выработали три базовых принципа ведения дальнейших переговоров по СНВ.

Во-первых, было решено разделить переговоры по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям. Прежде СССР увязывал вопрос о подписании Договора СНВ-1 с отказом Вашингтона от реализации программы Стратегической оборонной инициативы. Теперь вопросы противоракетной обороны (ПРО) были выделены в отдельный переговорный пакет.

Во-вторых, стороны согласились уделить повышенное внимание МБР с РГЧ ИН. Американцы видели в них средство для нанесения превентивного контрсилового удара по СЯС. СССР с такой трактовкой официально не согласился. Но на дальнейших переговорах сокращение этого вида носителей приобрело приоритетное значение. Неядерные крылатые ракеты, напротив, были выведены за рамки понятия «стратегические вооружения».

В-третьих, был согласован принцип условного зачета боеголовок для тяжелых бомбардировщиков. За каждым типом бомбардировщиков условно записывалось некоторое количество боезарядов. В реальности стороны могли самостоятельно распределять боезаряды по конкретным единицам. Позднее на этой основе возник принцип возвратного потенциала: право сторон сокращать СЯС посредством снятия боезарядов с боевого дежурства, а не их реального уничтожения.

Логика Вайомингского компромисса легла в основу последующих российско-американских договоров СНВ-1 (1991), СНВ-2 (1993) и СНП (2002). Однако в 2009 году ситуация изменилась. Развитие Вашингтоном систем ПРО и намерение Пентагона развивать ударные космические системы вынудили Москву изменить подход. Дважды – в Хельсинки (20 апреля) и Амстердаме (20 июня) – президент РФ Дмитрий Медведев заявил, что Россия будет вести переговоры по СНВ только при условиях: 1) введения лимитов на комплексы ПРО; 2) отказа от милитаризации космоса; 3) зачета ударных высокоточных систем и 4) пересмотра принципа возвратного потенциала. Эти предложения означали требование России частично пересмотреть Вайомингский компромисс.

В Вашингтоне, однако, официально не отреагировали на российские сигналы. Американцы предпочитали вести переговоры по сокращению вооружений на базе правил 1989 года. Москва, в свою очередь, не соглашалась с прежними правилами игры. Отсюда – регулярные пробуксовки переговоров по новому Договору СНВ.

Сказанное не означает, что Россия и США не подпишут новый договор или (что на сегодняшний день более вероятно) какое-либо соглашение по СНВ. Возможно, они даже сделают это в ближайший период. Но модель переговоров с преобладанием американских интересов исчерпывает свой запас прочности. Сумеют ли Москва и Вашингтон обновить концепцию стратегической стабильности на более взаимовыгодной основе?