Андрей Щербак-Жуков Литература полна парадоксов. Вымысел и достоверность в ней не просто тесно сплетаются, а часто замещают друг друга. Разобраться во всем этом так же сложно, как решить аналитическую задачку о представителях трех племен: одни всегда лгут, другие всегда говорят правду, а третьи – и так и так.
Вот, к примеру, как это ни парадоксально звучит, а самые честные писатели – это фантасты. Ведь все прозаики бессовестно лгут, ну то есть пишут о том, чего в действительности не было, и только фантасты честно признаются: «Да, мы врем! Да, всего, о чем мы пишем, не было и быть не могло! Потому что – фантастика!»
А вот авторы исторических романов – наоборот. Вроде бы они основываются на реальных событиях┘ Но все равно ведь они пишут для нас, для нашего времени, вот и получается, что люди давних эпох говорят нашим языком о наших проблемах – иначе и быть не может. Точно так же, как любые инопланетяне служат писателям-фантастам лишь для наглядной демонстрации того, что происходит здесь и сейчас.
Ни один историк не может быть абсолютно объективным – даже если он просто приводит документы, он их обязательно по-своему выстроит, в соответствии с собственным мнением по этому вопросу. В то время как беллетрист не руководствуется ничем, кроме эстетических законов. В его тексте история прорастает, как трава сквозь асфальт, – ее немного, но она не знает газонокосилки. Беллетрист оказывается правдивее профессионального историка.
С аналогичным парадоксом я столкнулся, работая в книжной газете. Готовишь полосу о том, что близко и любимо, по поводу чего имеешь четкое мнение, – и получаешь больше всего нареканий. Пишешь о том, о чем имеешь весьма поверхностное представление, вроде бы суешься на чужую территорию – и получаешь одни благодарности. Причем и от профессионалов┘
Так, облик Влада Цепеша, правившего Валахией в XV веке, крайне неясен. Исторические документы рисуют его жестоким кровопийцей┘ Но чьи это документы? Турецкие, немецкие и русские. Турки его ненавидели за то, что Влад не пускал их в Европу, немцы боялись за то, что он не давал им установить в Валахии монополию на торговлю, а наши соотечественники не могли ему простить вынужденный отказ от православия. Зато в румынском фольклоре Дракула предстает борцом за независимость – строгим, но справедливым┘ Так, может быть, роман Брэма Стокера «Дракула» скажет о нем больше, чем исторические хроники?
Так же, как в романе Обручева «Земля Санникова» предстает необычайно яркий образ адмирала Колчака, а проза Грина выразительно дает представление о его жизни с супругой в Феодосии.
