Агрессия и поэзия

Нонн из Хмима. Деяния Иисуса. Отв. ред. Д.А. Поспелов. М.: Индрик, 2002, 416 с. Серия "Scrinium Philocalicum".

Поэзия - это то, что нельзя перевести на другой язык. Если это верно по отношению к поэзии новоевропейской (редкостные во всех смыслах удачи лишь подтверждают печальное правило), то примерно так же обстоят дела и с переложением античных текстов. "Второстепенным авторам", к каковым обыкновенно предпочитают относить и Нонна Панополитанского, на коптский манер именуемого в настоящем издании Нонном из Хмима, повезло меньше всех. Мы не будем повторять упреки, высказанные в адрес вышедшего в 1997 году перевода "Деяний Диониса" - другой масштабной поэмы Нонна. Перед нами - переложение русским гексаметрическим стихом "парафразы Евангелия от Иоанна". Изучающие классическую филологию и серьезно специализирующиеся в ней и, конечно же, богословы и историки Церкви получают отныне в руки доступное издание текста творения Нонна с отличным филологическим анализом. Перевод, хотя и стремится к передаче мысли поэта, стилистически куда более нейтрален, чем греческий оригинал. Можно предъявить претензии и к ритмике русского гексаметра этого перевода. А некоторые стихи вызывают недоумение, если не улыбку.

Однако книга таит в себе еще один подарок: вслед за содержательной и более чем академической статьей Харизматина и Поспелова мы наталкиваемся на творение В.М. Лурье (он же иеромонах Российской Автономной Церкви Григорий) под претенциозным названием "Время поэтов, или Praeparationes Areopagiticae: к уяснению происхождения парафразы Евангелия от Иоанна".

Как это обычно бывает у В.М. Лурье, речь идет не только и даже не столько о Нонне, сколько о множестве иных, подчас не связанных с поэтом из Панополя вещей и имен: здесь и рассуждения о "новой религии раввинистического иудаизма", не имеющей практически ничего общего с Ветхозаветной Церковью, и экскурс в историю дионисизма, а вслед за ним - и византийского юродства┘

Так, о культе Диониса сначала говорится в индифферентно-ликбезовском стиле, однако в заключение высказывается следующая, нетривиальная для иеромонаха Григория мысль: фантазии, коими насыщена поэма Нонна о Дионисе, "носят ярко выраженный садомазохистский характер"┘ Для адекватного описания всего этого содержательного многообразия требуется довольно изощренная техника психоанализа". И из стихии "дионисийства" поток мысли выносит автора уже напрямик к феномену юродства, говоря о котором, он, как кажется, временами вовсе забывает о Нонне, и единственным связующим звеном становится попытка возвести и поэта, и теоретиков юродства к кругу императрицы Евдокии┘ А далее - "Житие Андрея Юродивого", "эпическая агиография" и круговорот идей, гипотез, "почти доказанных" фактов и т.п. Вывод же таков: юродство есть ответ на дионисийство.

Здесь иеромонах Григорий снова облачается в костюм психоаналитика, откровенничая о том, что юродивые-де подчиняли "естество путем┘ сексуальной агрессии, но совершенно особого рода", причем в этом месте отсылает читателя, "недостаточно хорошо помнящего" жития ранних юродивых к монографии С.А. Иванова, "где и вводится понятие этой самой агрессии". Что ж, достойные православного патролога научные приоритеты. Есть здесь и дивная фраза: "Ответ был найден асимметричный, позволивший ударить по язычеству его же сексуальной агрессией и поэзией┘" Очень своевременная терминология!

И завершает всю эту гремучую смесь из патрологии, "критической агиографии" и психоанализа небольшая главка, в которой не в первый раз уже В.М. Лурье солидаризируется с гипотезой о тождестве автора "Ареопагитского корпуса" и Петра Ивира. Последний, оказывается, "по плоти┘ приходился Евдокии чем-то вроде приемного сына, а по духу - чем-то вроде младшего брата"┘ Вывод прост: Петр Ивир - из круга императрицы Евдокии, оттуда же (по мысли Лурье) - Нонн, Ареопагитики соприкасаются литературно с Евангельской парафразой, значит, "Дионисий Ареопагит" и есть Петр Ивир┘ Круг замыкается, автор будто не замечает, что все его построения суть сплошное qui pro quo┘ "Стихотворная парафраза Евангелия от Иоанна оказалась мостом, приводящим от языческой мерзости Диониса к высоте божественных созерцаний Дионисия", - заканчивает свой труд Лурье. Остается лишь догадываться, мостом к чему стал для черноризца Григория психоанализ и в которой степени родства с патрологией по плоти и по духу он состоит┘