Поэзия в таблетке «Терафлю»

Илья Фаликов. Ком: Книга лирики. 2003–2006. – М.: Кругъ, 2007, 304 с.

Слово «книга» в подзаголовке предполагает чтение последовательное – от начала до конца, «от пролога к эпилогу». Однако люди, которые читают стихи «подряд», встречаются крайне редко. Листая книгу лирики Илья Фаликова (р. 1942) «Ком» наугад, натыкаешься то на «старого Лермонтова, голого старика», который «лег на пляже, поправил парик» в «цветнике распоясанных гурий». То на «похожего на Грибоедова» Гоголя, пнем стоящего на бульваре имени самого себя. То на Блока – «Сашу пьяного» («День. Экзамен. Ночь. Незнакомка»). То на «здоровенного Тургенева», «бедного Батюшкова» и «бедного Козлова», Олешу и Мюссе, Мицкевича и Шиллера и прочий «неприкаянный литературный народ».

Однако при всей литературности его поэзии, умении вести диалог с собратьями по перу через «сотни разъединяющих лет» (если вспомнить Цветаеву) главный дар Фаликова – в способности вовлекать в стихи самое обыкновенное и обыденное. Ту тяжеловесную реальность, которая в соседстве трепетной поэтической лани вроде бы не нуждается и отнюдь не жаждет впрячься с ней в одну телегу. Более того: ей, реальности, плевать на «высокое», она всеми силами противится собственному «остихотвориванию», и, чтобы справиться с сопротивлением этого жизненного материала, одного мастерства недостаточно.

Вот она, жизнь – старуха-гречанка, едва не испортившая «лебединую» песню. То есть песню о лебедях, которых сколько уже проплывало и пролетало по русской поэзии. Но поэтам до Фаликова не приходилось спрягать этих птиц – прекрасных и верных до гроба – с глаголом «жрать». Парить, взлетать, отражаться в зеркальной глади вод, умирать от любви – другое дело. Тем не менее, грубое старухино слово стало частью стихотворения: «Белые лебеди, зимний период,/ перистый флот./ Глядя на бухту, поди воспари вот./ Пух, а не лед./ Формирование чистого духа,/ форт и редут./ Песню испортит гречанка-старуха:/ – Жрут, что найдут». Или чья-то – ничья уже – брошенная кошка: «Бросили кошку. Уехали. Если и плакали, плач их/ кончился. Охали, ахали не о семействе кошачьих./ В окнах какое-то зарево, где-то гуляет пожарец./ Бросили кошку хозяева, да и коты разбежались.../ Нынче бредет она, брошенка, в голую землю без звука/ нищенкой в поисках грошика внюхиваясь близоруко┘». Все становится стихами – прожорливые птицы и «мелкие заработки», что «падают, как помет, сверху», таблетка «Терафлю» и вода в джакузи. «Ком» из литературы и жизни – не разъять, не разнять. А принимать эту жизнь или нет, вопрос другой. Гамлетовский.