Сергей Шулаков
Александр Мелихов. Мудрецы и поэты. – М.: Время, 2008. – 496 с. (Самое время!).
Рассказы Александра Мелихова, собранные под обложкой книги «Мудрецы и поэты», попадают в разряд лирического жанра, но собственно лирических сцен в них нет. В основном – условно малые психологические драмы в условиях повседневного быта. Женщина, вышедшая замуж, относит кошку вивисекторам, скажу-де, может, под машину попала┘ Бедную животину сажают в ящик, и – хлоп! – кошкина жизнь кончена от электрического разряда. Потрясенная дама возвращается домой – но это финал, а до него: и взаимоотношения с ограниченным супругом, возящимся с бродячей и некрасивой, хитрой кошкой, и с тещей, и ощущение собственной никчемности, ошибочности этого брака. И как последняя капля – кошкины выходки: лакает чай, оставленный на кухне охладиться для малого ребенка; когда хозяйка садится есть, кошка приходит в кухню и начинает отрыгивать слизанную при умывании шерсть, для человека, не знакомого с повадками пушистых кошек, – зрелище не самое милое. Но: каждое действие героев и даже их домашних любимцев и вся совокупность этих действий – глобальная ошибка несовместимости, при том, что все, казалось бы, не хуже, чем у людей...
Рассказ «Провинциал» полностью посвящен актуальной теме экзистенции приезжих в столичном городе. «Молодой мужчина» Дима комплексует по каждому поводу, от пояса своего плаща до взаимоотношений с «как бы» любимой девушкой Юной, страдает от этих своих комплексов: «Дима мог не подавать виду, мог скрывать их, эти пакостные мысли, а у них, настоящих свободных, такие мысли не возникали, как в общественных местах у них, вероятно, не чесалась спина». Думает о том, что агрессивность приезжих – от этих психологических неудобств, а так, у себя дома, среди своих – приличные люди. Достает Диму столичный знакомый, испортивший их с Юной вечер, припершись из Болгарии с ликером из розовых лепестков. Дима, захватив с собой плащ, прыгает с балкона, благо первый этаж, но уже через минуту, пребольно ударившись ногой об урну, снова влетает на площадку своей девушки.
Автор не экономит на деталях, немаленький объем его рассказов – от сложной, тщательной психологической проработки второстепенных, казалось бы, иллюстративных моментов. «Тут Дима понял, почему Беленко и выражается, и стоит так нарочито неизящно: чтобы еще лучше почувствовать, насколько все остальное у него в порядке. Есть такие крепкие мужики, лет поменьше сорока: выходит на крыльцо в безобразно спущенных штанах, безобразно вывалив пузо, развесив губы, щеки, запухший со сна, и от него подымается несвежий пар, а вы смотрите на него и проникайтесь, и он через вас будет проникаться, что у него в хозяйстве – последняя досточка – и та обстругана и покрыта голубенькой краской, ставшей ему ни в грош, коровы и свиньи наливаются дорогостоящими соками на дармовом корму да еще полный курятник дачников. Тем вкуснее скрести под обвислой майкой дряблеющую грудь, как бы от блох, и, отхаркиваясь, сипеть: «Опохмелиться бы надо!»
Можно сказать, что события рассказов привязаны ко временам, которые одни сейчас именуют брежневским застоем, а другие – золотым веком советской власти. Но в описании Александра Мелихова в этих временах нет ни особенной сладости ушедшего, ни диссидентской горечи, они условны, герои живут вечно свойственными людям – или вневременными – проблемами. Ну сдача от коньяка, мятые рублевые бумажки, а сейчас сторублевые, какая по большому счету разница.
Во второй части книги под названием «Мудрецы и поэты» – первая названия не имеет – собраны три рассказа, иллюстрирующие взаимодействие в человеках реального и ирреального миров. Оба начала сосуществуют в мелиховских героях трагически конфликтно, но без очевидного преобладания. Влюбленная в третьестепенного поэта, безоговорочно уверенная в его гениальности, искусствовед проводит экскурсию. «Подтасовка цитат по бессовестности┘ в это сейчас просто трудно поверить!.. Иветта остановилась. Лицо ее пылало, только под правым глазом и на левом виске резко выделялись белые пятна┘ Полная литераторша, по-бабьи подпершись, потрясенно качала головой. Знаток задумчиво кривил рот, слегка кивая с таким видом, что да, мол, разумеется, скверно, но, собственно, чего другого можно было ожидать? Мичманы смотрели на Иветту с какой-то мрачной готовностью».
Осталось сказать только о довольно смелом рассказе «Первая любовь», открывающем сборник. Любовь здесь трактуется как привязанность мальчишки лет девяти к старшему товарищу, дразнильщику и, в общем, хитрецу. «Еще непонятная тоска душит его – да и делается ли она понятнее, сделавшись более привычной и узнаваемой! – но это и не совсем жалость к Кольке┘ а потом, знает же он, сколько притворства в Колькиных слезах и моленьях. Но ему не под силу распутать этот клубок, да он еще и не умеет разбираться в своих чувствах – он пока только умеет испытывать их. Он весь направлен наружу». Тут – приходится оговариваться – речь идет не о гомосексуальных страстях, а именно о не осознанных до конца привязанностях, что иногда случаются в юном возрасте. Были эти мотивы у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе», и довольно, надо признать, точно сказано о том же у Ивлина Во в «Возвращении в Брайдсхэд». Кара, респектабельная любовница лорда Марчмейна, говорит там близкому другу его сына: «Я знаю эту романтическую дружбу у англичан и немцев. В латинских странах это не принято┘ Любовь, которая приходит к детям, еще не понимающим ее значения. В Англии это бывает, когда вы уже почти взрослые мужчины; мне это даже нравится. По-моему, лучше, если такое чувство испытывают к мальчику, а не к девочке┘ По-моему, такие отношения превосходны, если только они не сильно затягиваются». В российской новейшей литературе, насколько мне известно, Александр Мелихов первый, кто всерьез коснулся этого вопроса. Актуален ли он? Для детской психологии – несомненно. Но и в контексте остальных образцов личностно-психологичной прозы Мелихова – тоже.
