А что говорить?

Олег Разумовский. Тропа Хошимина. – Смоленск, 2008. – 124 с.

Вторая книга смоленского прозаика Олега Разумовского. Сборник рассказов. Предисловия Игоря Яркевича и Юлии Климавичюте, послесловие Геннадия Кацова.

Тропа Хошимина – неведомый мне сугубо смоленский топоним. Ну, место какое-то в Смоленске. Юлия Климавичюте, видимо, знает, во всяком случае, пишет: «...вот же он – наш Смоленск с узнаваемыми географическими подробностями – скверик у «оленя», Большая Советская, «Тропа Хошимина», Запольная, площадь Ленина...» Я люблю географические подробности, даже если речь идет о чужих городах. В Смоленске был, купался в красной воде Днепра, на трамвайчике ездил, по кремлю ходил. Кремль в Смоленске большой, хороший. Разумовский, впрочем, как-то не о кремле пишет, все больше о подворотнях. Россия Разумовского, поясняет в предисловии Яркевич, – «Россия подвалов, полуподвалов, пятиэтажных домов с малогабаритными квартирами, Россия без дорог, воды, телефона, электричества, газа, Россия портянок, супа из картофельной шелухи, окурков, алкогольного надрыва, вонючего пота...»

Ну да. Ты и такой, моя Россия... Типичное начало рассказа Разумовского: «Труп выпал из окна второго этажа, выходившего на оживленную по случаю только что открывшегося винного магазина улицу. Лежал он ничком, и лица не было видно. Никто, впрочем, его не рассматривал и особого внимания не обращал, принимая за пьяного. Упал-то он возле самого магазина. А поднимать его тоже никто не собирался, потому что ничей он не товарищ и никто с ним не бухал...» Типичное начало и типическая картина для России, не только для России Разумовского. Причем и раньше так было, в околоперестроечные годы, о которых много пишет Разумовский. И сейчас – есть в книжке и рассказы самого последнего времени с характерными словами и атрибутами типа: чел (слово), мобильник (атрибут) и т.д.

Ты и такой, моя Россия... А.Мосин. А еще говорят, что мы свиньи... 1958. РГБ

Чернуха? Чернуха, конечно. Почти все рассказы – именно рассказы. В смысле сидят двое на грязной пустой кухне, ночь, бухла мало или кончилось, один другому что-то и рассказывает. Понять часто нелегко, но в такой ситуации особенно и не вдаешься в логику повествования, молча киваешь. «Машка первая, кажется, дала Володе Минетову пустой бутылкой по лысому черепу, а тот изловчился и ткнул ее локтем в нос. Пошла кровь. Испачкался Антоша и рассерчал почему-то на Зацепина Павла. Чуть наповал его не свалил ударом в бок чем попало. Чуть ли не кирпичом, что таскал с собой постоянно на всякий случай...»

Важная деталь: все персонажи принимают происходящее как должное и естественное. Идут девочки, видят третью, начинают ее убивать. Та молчит. А что говорить? Все равно убьют. Одна из убивавших – положительный герой. Потом какие-то мужики в лесу начинают убивать ее. Она молчит. А что говорить? Все равно убьют. Пришли другие мужики, тех убили, ту спасли. Все молчат. А что говорить? Все равно – если и не убьют, сами помрем. Вечером выпил – утром не проснулся. Утром проснулся, не опохмелился – с копыт. Утром проснулся, опохмелился – с копыт и под лавочку. Труп выпил с трупом, потом упал, а там третий труп, все пьяные, один утром пошел и убился. Но очнулся, тут мы и стали его убивать, а он молчит, а мы ему еще налили, ну он из окна и сиганул, благо первый этаж, правда головой упал...

Сплошные трупы, да и те еле говорят. Ты и такой, моя Россия...

Рассказы, кстати, несмотря на чернушность собственно сюжетов, смешные, добрые, часто с положительным финалом: «Ладно, тут до утра чуть-чуть осталось. Продержимся как-нибудь». Или: «Оказалось, праздник был, день ВДВ. К нам вдруг один датый десантник подходит, говорит: ребята, подскажите, где тут черного найти можно, я тока-тока из Чучни и хочу оторваться. Мы не знаем с Ганей, а тут из «Ы» выползает Клюгер с почерневшей от бухла рожей. Ну, десантник на нем и оторвался. Мы не встреваем...»

«Ы» – название питейного заведения, Клюгер – товарищ лирического героя, очередного рассказчика. Он, Клюгер, потом «долго лежал возле трактира и бормотал: ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ». Все, конец. И нечего встревать.

Но одну историю, слышь, я тебе все же расскажу...