Мнимый больной

– Ну, как наши делишки? – спросил врач. Иллюстрация создана при помощи нейросети «Шедеврум»

В молодости Игорь Дормидонтович Личинкин после каждого посещения районной поликлиники мечтал о детях. «Хорошо, если будут двое, – размышлял он. – Тогда один выучится на терапевта, другой на стоматолога. И не придется больше ходить в эту ужасную районную поликлинику».

Однако судьба распорядилась иначе. Была только дочь Анжелика, и та меньше всего думала о медицине, стала айтишницей. Больше того – она вышла замуж за айтишника. Так же, впрочем, как остальные многочисленные племянницы. Исключение из этого айтишного озера составляла самая младшая, Лилечка. Правда, дяде от этого не легче: она стала флористкой.

Вскоре после юбилея шестидесятилетний Игорь Дормидонтович к своему большому неудовольствию понял, что чувствует себя плохо. В желудке царил явный кавардак. Сам страдалец был уверен, что во всем виноваты врачи, неспособные подобрать оптимальные для его некогда могучего организма лекарства.

Следует заметить, что под врачами здесь принимаются любые знакомые, большинство из которых не давало клятву Гиппократа. Настоящих медиков в окружении Личинкина не было. Однако каждый человек считает, что хорошо разбирается в медицине. Советы давали все кому не лень.

Однажды двоюродный брательник Игнат Павлович наткнулся на рекламную статью о враче, который творит чудеса. Разработал капли, вылечивающие желудки любой сложности.

– Почему же не купил на мою долю? – возмутился кузен.

– Думаешь, это так просто? Чай, не халтура какая-нибудь, которая продается на каждом перекрестке. Тут дело серьезное. Хотел, кстати, купить. А меня фэйсом об тэйбл: без рецепта не отпускают. Самому нужно идти.

– У меня тоже нет рецепта.

– Вот светило тебе его и выпишет.

– Ладно, схожу. Так и быть.

Слово сдержал, сходил. Получил рецепт, купил лекарства. Через месяц, в назначенный срок опять пришел к врачу.

Тот, находясь в хорошем расположении духа, спрашивает игриво:

– Ну, как наши делишки?

– Пока никак. Нет никаких делишек, нет и в помине.

– Неужели нет никакой динамики?

– Нету и в помине. Даже не пахнет.

Кудесник вытаращил глаза, запаниковал. Начал звонить в Москву, в Израиль, в Австрию, в Австралию. Все коллеги были шокированы такой новостью. Новинка не выдержала испытания. Хотя прежде работала исправно. Придется исследовать природу одной единственной неудачи…

А покуда эксперты исследуют, мы вновь перенесемся в домашний кабинет Игоря Дормидонтовича, который оставили 25 лет назад. За эти четверть века, интерьер мало изменился. Сам хозяин кабинета сильно оплешивел, но, при большом желании узнать можно.

Надеялся, дочь пойдет по врачебной стезе, да не вышло: Анжелика стала кадровой айтишницей. Больше того: со всеми медицинскими проблемами, несмотря на молодость и у нее возникли, в первую очередь приходит к Игорю Дормидонтовичу. Сам он по-прежнему работает в службе быта, рулит небольшой мастерской по ремонту шнурков и реставрации окурков.

Вот и сейчас, войдя в квартиру родителей, она мигом юркнула в кабинет отца.

– Никак стрекоза к нам залетела! – с наигранным удивлением воскликнул тот (не отрываясь от ремонта шариковой ручки).

– Нелетная погода для стрекоз наступила, – со вздохом ответила Анжелика.

– Болит? – сочувственно спросил отец.

– Еще как?

Игорь Дормидонтович всплеснул руками:

– Таблетки принимаешь?

– Горстями. Не помогают.

– Видимо не те пьешь. Я же называл тебе отличное средство – Гнильфакс. Почему его игнорируешь?!

– Так ведь, папуля, сам же честил его почем зря. Говорил, что пользы от него, как от козла молока. Топал ногами…

– Милая моя, ты была еще слишком мала, чтобы знать всю правду.

Личинкин подошел к двери и запер ее на ключ, после чего вернулся на свое место.

– Ногами, говоришь, топал. А того не знаешь, какие бешеные деньги запросил этот эскулап за лечение… И решил я его перехитрить. Ненароком, будто это меня совсем не интересует, спросил его, когда нужно расплачиваться. «После выздоровления», – ответил он. Тогда я начал говорить ему, что, несмотря на его старания, пузо по-прежнему болит. И повторял это при каждом визите. Я надеялся, что на прощание спрошу доктора, сколько я вам должен, тот только махнет рукой, мол, за что. Я вас не вылечил, поэтому ничего вы мне не должны. Личинкину больше ничего и не нужно…

И когда, наконец, доктор на прощание признал, что не в силах ничего сделать для Личинкина, тот смело спросил, сколько же я вам должен, эскулап вместо ожидаемого взмаха руки назвал такую сумму, что Игорю Дормидонтовичу опять стало так плохо, как было до лечения.