Калининградцы пугают себя и Центр местной спецификой

Европейская архитектура – бренд Калининградской области. Фото Владимира Захарина

Отношения с малой родиной у большинства жителей Калининградской области складывались непросто. Регион после войны был заселен переселенцами из других частей СССР, приехавшими добровольно и по оргнабору. Но и после завершения этапа первоначального освоения бывшей Восточной Пруссии механическая миграция продолжала оставаться значительным источником пополнения местного социума. При этом переселенцы первой и второй волн на бытовом уровне не смогли до конца преодолеть отчуждения от нового места пребывания. Еще в конце 90-х годов от пожилых калининградцев можно было услышать фразу: «Поеду умирать в Россию». Более молодые жители региона также используют выражение «поехать в Россию», лаконично отражая в нем многогранную палитру геополитической специфики региона: необходимость пересекать несколько границ для того, чтобы попасть в остальную часть своей страны.

До сих пор лишь чуть более половины взрослых калининградцев – люди, родившиеся в российской Прибалтике. Но это не мешает активному развитию региональной самоидентификации. Рядовых жителей не надо убеждать, что их местопребывание особенно. Чего не скажешь о чиновниках и политиках федерального уровня. На протяжении постсоветского периода калининградцы регулярно слышат от них рассуждения о том, что их область ничем не отличается от остальных субъектов РФ. Поэтому любые попытки добиться хотя бы частичной компенсации геополитических издержек, которые вынуждены нести и жители, и местные предприятия, проходят у чиновников под рубрикой «калининградский сепаратизм».

 Для борьбы с этой во многом воображаемой угрозой с 2004 года реализуется  программа стимулирования не местного, а российского патриотизма. Ее базовый элемент – отправка школьников на каникулах в поездки по историческим городам страны. Слоган кампании, выражающий ее суть – «Дети России едут в Россию», – вопреки задумке ее инициаторов возвращает к мысли о том, что Калининград – не совсем Россия.

Один из наиболее распространенных региональных брендов – янтарь. Название «Янтарный край» используется местными политиками и журналистами в качестве синонима имени области повсеместно. Еще один элемент местной идентичности – немецкие форты, кирхи и прочие уцелевшие памятники архитектуры. Сегодня даже прусская брусчатка стала предметом заботы самодеятельных групп защиты исторического наследия, пользующихся значительной поддержкой молодых жителей региона. Калининградцы младше 40 лет широко используют топоним Кениг, заменяющий в речи официальное название областной столицы.

Регулярно возникающие дискуссии о возвращении исторического названия Кенигсберг областной столице, воссоздании Королевского замка раньше вызывали гневные отповеди местных «патриотических сил», усматривавших в подобных предложениях германофильство, если не попытку ревизии итогов Второй мировой войны. Сейчас те же темы вызывают меньше страстей в местном сообществе. Они служат поводом в обвинениях местных в германофильстве уже со стороны столичных политиков и журналистов, шапочно знакомых со спецификой ситуации в регионе.

Калининградцы привыкли сравнивать свою жизнь с бытом соседних Польши и Литвы, а не с остальной российской провинцией. Хотя бы потому, что в сопредельных странах они бывают едва ли не чаще, чем в иных российских городах. Пока социологи говорят о том, что российская и региональная идентичность гармонично сочетаются в сознании подавляющего большинства жителей региона. Но относительно длительной перспективы – ближайших 30–40 лет – эксперты  делать прогнозы не берутся.

Калининград