Тень за тобою тебя выдавала

Стихи Высоцкого в юбилейной поэтической книжке Таганки занимают 39 страниц, у Леонида Филатова – своих 25 страниц, у нынешнего директора театра Владимира Флейшера – всего ничего, 17 страничек. Скромность украшает. В подзаголовке этого, как верно замечено, литературно-художественного издания, написано же – тут и стихи, и стихотворения, и песни, и песенки. И даже – просто пробы пера. «Я только малость объясню в стихе...» – называется книжка. На многое не претендуя.

Белая мелованная бумага. Печать офсетная. Картинки, черно-белые и цветные – для скромного издания, без претензий, многовато будет. И все  точно осенено, освящено портретом молодого, энергичного Юрия Петровича Любимова, точно это он – как Данко свое огненное сердце – протягивает нам в своей ладони все эти стихи и стихотворения, песни и песенки…

В предисловии рассказывается еще о том, что с театром активно сотрудничал Николай Эрдман, писал для спектаклей Таганки свои репризы и стихотворные связки, но, вероятно, потому, что не успел положить в отдел кадров Таганки или по каким-то другим причинам хранил свою трудовую книжку в другом месте, счастья оказаться в одной книжке с Высоцким, Филатовым, Смеховым и Флейшером не удостоился. Здесь – вероятно, те, за кого поручился отдел кадров, свои в доску.

Получился и не поэтический сборник, и не Best Of The Best, а род семейного альбома, который все-таки редко кто отваживается тиражировать, семейный альбом на то и семейный, что хранится в доме, в семье, предлагается – для последующего домашнего пользования – гостям, чтобы те оставили приятную запись: «Что пожелать тебе – не знаю…» Впрочем, среди альбомных стихов попадались и настоящие шедевры: знаменитое стихотворение Пушкина «Быть может, уж недолго мне/ В изгнаньи мирном оставаться…» было написано в альбом Прасковье Осиповой. Знаменитое же пушкинское «Друг мой Павел,/  Держись моих правил:/ Люби то-то, то-то,/ Не делай того-то…» – из альбома Павла Вяземского. И среди этих записей, конечно, Пушкин равен другому заезжему гостю, соседу по Михайловскому, наоборот – запись другого может быть и дороже, и памятней. 

К стихам Андрея Ванюкова даны ссылки, объясняющие  начинающему зрителю, что такое зеркало сцены, колосники, кто такие помреж и монтировщики. К стихотворению нынешнего директора Театра на Таганке про «чудо-блинчики», посвященному внучке Настеньке, имеется ссылка к «бабушке Шиме». Шима, оказывается, – уменьшительное от имени Ефимия. А у Высоцкого в стихах – много непонятного, но так и не разъясненного. То про нить Ариадны, то – про какой-то «Танец с саблями», то упоминается непонятный «Поплавок» или «шпанцыри», ежовщина, «ремеслухи»… Да много чего можно было бы расшифровать в стихах Высоцкого, так часто «работавшего» с уличной, разговорной речью. Указ от 38-го – это что? Помнится, герой Высоцкого из «Места встречи изменить нельзя» Шарапову, если память не изменяет, поясняет, что упомянутое Ручниковым «семь восемь» – это постановление СНК от 7 августа 1932 года. Если в других местах книжка претендует на просветительский характер, почему Высоцкого – самого главного своего поэта-блатаря – тут вниманием обошли? Себя же не забыли – и вставили, и объяснили: что Гунча в переводе с персидского – бутон, а Диляра – возлюбленная. Спасибо, будем знать. 

Выбор стихов логике не поддается. Это и не те стихи и стихотворения, песни и песенки, которые вдохновлены спектаклями Таганки. Тогда бы и Вознесенский оказался кстати! И он-то уж точно в такой книжке не был бы лишним, поскольку Таганка – это целый мир, состоявший не только из Любимова и его актеров, но был одним и с целым кругом тех, кто всегда был рядом, кто был кругом Таганки. «Все богини как поганки перед бабами с Таганки», – написал Вознесенский на одной из стен легендарного кабинета Любимова. Этим строчкам места в книге не нашлось, увы. 

Это и не стихи, написанные для спектаклей Таганки, – тогда бы кстати были и Эрдман, и Влад Маленко, стихи которого и басни в книге имеются. 

В домашнем, семейном альбоме не страшно и не стыдно быть не-поэтом и рифмовать неумело, любительски. По-домашнему. Рядом с Высоцким все то же самое – неловко, имея в виду двухтысячный тираж и мелованную бумагу. Но когда рядом – стихи не только Высоцкого и Леонида Филатова, но также актера N. и NN., публиковать свои стихи уже не кажется неловким. Цитировать притчу о Пингвине Анны Николаевской или «Размышления» Марии Акименковой не стану, желающий сам найдет и прочтет. Не сомневаюсь, найдутся желающие познакомиться с поэтическим творчеством директора театра – конечно, пишущие стихи директора театров встречаются чаще, чем стихоплетствующие генсеки, но все-таки такие смелые, как Флейшер, смелые во всех смыслах, не только по книжному делу, по-прежнему редки. А закончить хочу четверостишием Юрия Белоусова, справедливым во все времена и во всех театрах (написание – авторское): «В стране и Театре опыть перемены,/ В смятении мысли и чувства…/ Но вечером дарят Актеры со сцены/ Волшебную Силу Искусства». За нее и выпить не грех – кстати, если относиться к стихам, песенкам и просто пробам пера, опубликованным в этой книжке, как к тостам, многое покажется простительным, даже милым.