Владимир Дворкин В противоракетном споре Москвы и Вашингтона есть два практически очевидных положения. Первое заключается в том, что предложения президента России Владимира Путина о совместном использовании радиолокационной станции «Дарьял» в Габале (Азербайджан), строящегося радара типа «Воронеж» около Армавира (Краснодарский край), реанимации центра обмена данными о пусках ракет в Москве и создание аналогичного центра в Бельгии не могут быть для США альтернативой ПРО в Польше и Чехии. Это все равно, что предлагать соседу, твердо решившему купить охотничье ружье, приобрести вместо него подзорную трубу.
Второе состоит в том, что радар в Чехии и 10 противоракет в Польше не представляют никакой угрозы потенциалу ядерного сдерживания России. Об этом, кстати, российское руководство заявляло неоднократно. Если даже в Европе будет создано еще несколько подобных баз, ситуация не изменится, поскольку российские стратегические ракеты оснащены высокоэффективными средствами преодоления ПРО.
В этих условиях более чем неудачными являются ультиматумы типа «вы не развертываете ПРО в Восточной Европе, а мы не размещаем ракеты в Калининградской области». Еще хуже угрозы выйти из Договора по РСМД (ракетам малой и средней дальности) и перенацелить ракеты на объекты в Европе. Подобные угрозы – верный способ восстановить против себя всю Европу, где каждая страна будет уговаривать США разместить у нее базы ПРО.
С другой стороны, безоглядное упорство Вашингтона построить в Польше и Чехии базу стратегической ПРО, по общему признанию, еще далеко не отработанной в процессе испытаний, – явное свидетельство стремления как можно быстрее сделать процесс создания этой системы необратимым при любой администрации в Белом доме. Таким образом, дело главного инициатора разработки и развертывания стратегической ПРО в угоду военно-промышленным корпорациям Дональда Рамсфелда пока что живет и процветает. Хотя и тормозится законодателями, уже сократившими ассигнования на эту ПРО.
Рациональное объяснение протестов Москвы может заключаться в том, что, во-первых, Вашингтон взял за правило принимать решения стратегического характера в одностороннем порядке, несмотря на совместную Декларацию о стратегическом партнерстве, принятую в мае 2002 года. Во-вторых, в том, что ПРО США – открытая система, которая может в перспективе наращиваться путем развертывания противоракетного лазерного оружия воздушного, а затем и космического базирования. И если стороны будут по-прежнему оставаться в бессмысленном в новых условиях состоянии взаимного ядерного сдерживания, то угроза ядерному потенциалу России может возрасти.
В такой обстановке следовало бы не нагнетать противоракетную истерию, а пойти на вполне оправданные компромиссы. США могли бы с повышенным энтузиазмом принять и развивать российские предложения о совместном использовании двух южных радаров системы предупреждения о ракетном нападении и центрах обмена данными о пусках ракет. И не повторять упрямо, что база ПРО в Польше и Чехии в любом случае будет построена в объявленные сроки.
Тем более что реализация предложений Москвы позволяет организовать постоянный и надежный международный мониторинг за испытательными пусками ракет не только в Иране, но и во всем неустойчивом южном регионе. И заранее прогнозировать ракетные угрозы, принимая соответствующие контрмеры, которые могут быть даже более результативными, чем нынешняя ПРО. Известно, что наиболее эффективным эшелоном ПРО является поражение ракет в пусковых установках. Такой шаг (с использованием при этом высокоточного неядерного оружия) рекомендовал вполне разумный и сдержанный аналитик, бывший министр обороны США Уильям Пери во время пусков ракет в Северной Корее в прошлом году.
Москве не следовало бы в пропагандистских целях использовать язык ультиматумов и тем более бессмысленно предлагать альтернативные решения, о которых заранее известно, что они не будут приняты Вашингтоном.
