Екатерина Трифонова
Федеральная палата адвокатов РФ ставит вопрос о достоверности судебных экспертиз. Фото с сайта www.fparf.ru
В адвокатском сообществе напомнили о многолетней практике нарушения процедуры проведения экспертиз со стороны и следствия, и судов. Адвокаты настаивают на своем праве самостоятельно получать и представлять заключения экспертов, которые имеют равную силу по сравнению с иными подобными материалами. Сейчас об экспертизах уведомляют или в ходе судебного процесса, или вообще задним числом. Это приводит к существенному снижению порога стандарта доказывания.
Проведенные Федеральной палатой адвокатов (ФПА) РФ опросы в регионах показали, что практически каждый адвокат сталкивался с необоснованными отказами в приобщении заключений специалистов со стороны защиты. По закону это инструмент состязательного процесса, но судьи по-прежнему не хотят принимать в расчет данный конституционный принцип.
По закону это инструмент состязательного процесса, но судьи по-прежнему не хотят принимать в расчет данный конституционный принцип.
Также многие адвокаты сталкивались с ситуацией, когда следователи знакомят обвиняемых или их защитников с постановлением о назначении экспертизы в момент ее проведения или вообще после ее завершения. При этом сторона защиты всегда оказывается в таком положении, когда представленные ей права уже поздно реализовывать, ведь нельзя просить, например, о возможности задать дополнительные вопросы или присутствовать при проведении экспертизы, когда она уже проведена. «Почти в 95% случаев защиту знакомят уже с готовым экспертным заключением одновременно с постановлением о назначении экспертизы», – говорится в анализе результатов опроса ФПА. Там раскритиковали и, условно говоря, «псевдоэкспертизы», когда обвинительные приговоры строятся на заключениях неких «независимых специалистов», которые часто не проходят проверку по квалификации, тогда как их выводы или выходят за пределы экспертной компетенции, или базируются на ненаучных подходах. Проблема однако в том, что выводы таковых трудно оспорить, так как суды под разными предлогами отказывают в проведении повторных экспертиз.
Как сказал «НГ» управляющий партнер адвокатского бюро «Карпов, Тараборин и партнеры» Дмитрий Тараборин, корень проблем, связанных с производством экспертиз по уголовным делам, безусловно кроется в «совершенно неадекватном распределении уголовно-процессуальным законом прав между стороной защиты и обвинения на назначение таких экспертиз». На текущий момент максимум, что доступно адвокату, – это ходатайство о назначении экспертизы либо о постановке перед экспертом дополнительных вопросов по уже назначенной. Но это только в том случае, если следователь соизволил своевременно уведомить адвоката о вынесенном постановлении, а не ознакомил с уже готовым заключением.
При этом производство экспертизы в 80% случаев поручается ведомственным экспертным подразделениям, сотрудники которых состоят в прямой служебной зависимости от руководства органа дознания или предварительного следствия. А его единственная задача – это, конечно, любой ценой собрать и подогнать доказательства под обоснование виновности конкретного лица. «О какой независимости и объективности экспертов может идти речь, когда их премия, звания и карьерный рост напрямую зависят от одной из сторон по делу?» – возмутился Тараборин. А еще законодатель, по его мнению, преднамеренно ввел в закон по сути своей вымышленные процессуальные отличия между заключением эксперта и заключением специалиста, хотя «в действительности они практически ничем не отличаются друг от друга». Однако это было сделано исключительно для того, чтобы принизить доказательственную роль заключения специалиста, которое защита только и может себе позволить, перед заключением эксперта, которое доступно лишь стороне обвинения или суду. Как подчеркнул Тараборин, ожидаемым итогом таких манипуляций стала правоприменительная практика, при которой суд практически всегда предпочитает эксперта специалисту.
Поэтому «ничего похожего на адекватное равенство процессуальных прав сторон не предвидится» без законодательного предоставления права адвокату самостоятельно и за свой счет получать заключение эксперта, имеющее равную доказательственную силу с тем, которое получено обвинением или судом, в том числе в государственных экспертных учреждениях. Одновременно, настаивает Тараборин, необходимо вывести все экспертные подразделения из состава правоохранительных органов, поскольку ситуация, при которой содержание одного из главных доказательств полностью зависит от воли обвинения, «бесконечно далека от нормальности».
В свою очередь, руководитель адвокатской группы «Логард» Сергей Колосовский напомнил «НГ», что, наверное, экспертиза действительно могла бы стать тем инструментом, который разрушает все наветы и выявляет пресловутую объективную истину, если бы «не пресловутый обвинительный уклон следствия и суда, который требует от экспертов свое». Дескать, «ради формирования исключительно обвинительного пула доказательств изначально объективная природа заключения эксперта преодолевается привлечением в качестве экспертов не самых объективных, а «самых преданных» и изобретением самых фантастических экспертиз, способных подтвердить любую фантазию следователя». И несмотря на положения закона, позволяющие защите участвовать в формировании заключения эксперта путем постановки дополнительных вопросов, а также участвовать в его анализе путем привлечения специалиста, «следствием и судом это игнорируются всеми мыслимыми способами, а также такими, о которых вчера никто еще и помыслить не мог».
Как заметил Колосовский, де-юре следователь, назначив экспертизу, знакомит с таким постановлением обвиняемого и его защитника, которые могут поставить дополнительные вопросы, заявить эксперту отвод и предложить другое экспертное учреждение. Именно таким образом еще 10 лет назад высказался Конституционный суд (КС) РФ. Но на практике, то есть де-факто, все иначе: защиту действительно часто знакомят с постановлением о проведении экспертизы уже после ее проведения сразу вместе с заключением эксперта. И даже если адвокаты пытаются ходатайствовать о проведении дополнительной экспертизы, то, как правило, им в этом отказывают под тем предлогом, что, мол, «экспертиза уже проведена».
Сам Колосовский убежден, что при наличии желания можно было бы просто привести систему в соответствие и с законом, и со здравым смыслом. Самые квалифицированные эксперты в настоящее время работают в Минюсте, а в каждом областном центре есть экспертные подразделения этого ведомства. Также бюро судебно-медицинской экспертизы с подразделениями во всех райцентрах созданы и при всех региональных Минздравах. Существуют и другие экспертные учреждения, «не находящиеся в служебной зависимости от всевозможных генералов». И для того, чтобы экспертиза вновь стала достоверной, по его словам, «достаточно запретить принимать в качестве доказательств экспертизы, проведенные экспертами правоохранительных органов». Возможно, это потребует некоторого увеличения штатов, однако данный вопрос легко решается путем переводов соответствующих специалистов из других ведомств.
Еще одна из проблем судебной экспертизы в том, каким образом заключения экспертов оценивают сами судьи. В соответствии с законом в заключении эксперта должны быть изложены примененные методики и приведено описание проведенных исследований. Причем все это должно быть выполнено на нормальном русском языке, что позволяло бы любому человеку со средним образованием понять, как эксперт пришел к определенным выводам. Но большинство экспертных исследований не соответствует этим требованиям, а судьи, настаивает Колосовский, закрывают на это глаза, обосновывая приговор исключительно выводами эксперта без учета того, что из заключения непонятно, почему эксперт сделал именно такие выводы. И хотя в исследовательских частях заключений «зачастую содержится информация, которая могла бы помочь защите», специфика правосудия в том, что «судьи просто не слышат того, что не соответствует позиции обвинения, если об этом прямо не сказано в выводах эксперта».
