Игорь Яркевич Безумием в России никого не удивишь. Но если кого-то чем-то и можно удивить в России, то это новой степенью безумия. Этим в России не перестают удивлять.
Русскую жизнь, по крайней мере русскую жизнь XX века, создали сумасшедшие для сумасшедших. Создали хорошо. Создали крепко. Создали надолго. Уже нет тех сумасшедших, которые ее создали. Нет и тех сумасшедших, для которых ее создали. А безумие остается.
Я, кажется, сделал для России много хорошего; я разгадал код безумия, которым была закодирована русская жизнь. Я не популист. Напрасно морочить измученных безумием русских людей я не буду. Код безумия я не разгадал. Но я нашел точку, откуда безумие лучами расходится во все стороны, атомы, клетки и миллиметры русской жизни.
Эта точка – русская литературная критика.
Все началось с Белинского. Белинский – наше все русского безумия. Почему-то считается, что наше все – это Пушкин. Но это неправда. Эту неправду придумали те, кто хотел скрыть правду о Белинском и о точке безумия.
Белинского случайно выпустили из сумасшедшего дома. Это случилось 14 декабря 1825 года. Охрана ушла на защиту Зимнего дворца от декабристов. Поэтому в тот день сумасшедший дом охраняли случайные люди. Они не знали, кто такой Белинский. Что у него были сумасшедшие родители. Что он – сумасшедший с рождения. Что сумасшедший дом – его Родина. Что он родился и вырос в сумасшедшем доме. Что его ни при каких обстоятельствах из сумасшедшего дома выпускать нельзя. Поэтому они поверили Белинскому, когда он сказал, что выйдет из сумасшедшего дома только на полчаса. Прогуляться по набережной Мойки. А потом сразу назад, в сумасшедший дом.
Назад он уже не вернулся.
Ротозеев, отпустивших Белинского из сумасшедшего дома, били шпицрутенами. Потом их повесили вместе с декабристами. Потом сослали на пожизненную каторгу в Сибирь. А Белинский, пока его ловили, успел написать несколько «Обзоров современного состояния русской словесности» и стать литературным критиком.
Белинского всю жизнь мучили демоны. Они вошли внутрь Белинского при его рождении. Демоны женского рода. Одного демона звали Нравственность. Другого – Духовность. Третьего – Натуральная школа. Четвертого – Необходимость свержения в России монархии. Демоны не давали Белинскому покоя ни днем, ни ночью. Белинский сам был этим демонам не рад и хотел от них избавиться. Но экзорциста не нашлось. У Белинского был только один способ избавиться от своих демонов – передать их кому-нибудь еще. Например, русским писателям.
Белинский договорился с Пушкиным о передаче ему своих демонов. Почти уже передал. Но Пушкин вовремя спохватился, написал стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума» и, чтобы не принимать у Белинского его демонов, погиб на дуэли. Потом Белинский договорился с Лермонтовым. Но Лермонтов тоже успел погибнуть на дуэли и от демонов Белинского уйти. Потом Белинский договорился с Достоевским. Но Достоевский тоже испугался брать у Белинского его демонов. Поэтому Достоевский, чтобы быть как можно дальше от Белинского и его демонов, ушел ссыльнокаторжным в казахские степи. Только Гоголь не испугался взять у Белинского демонов. Гоголь вообще был самый смелый мужчина среди русских писателей. Но потом испугался и Гоголь тоже. Белинский этого Гоголю простить не мог, написал откровенно несправедливое «Письмо к Гоголю» и отдал всего себя на растерзание своим демонам.
У Добролюбова демонов было меньше, чем у Белинского. Их было только двое. И они были мужского рода. Одного демона звали Настоящий День. Другого – Луч Света. Добролюбову его демоны тоже мешали жить. Но Добролюбов не сдавался. Он написал про демонов статьи «Луч света в темном царстве» и «Когда же придет настоящий день», чтобы демоны через статьи вышли из него наружу. Луч Света действительно вышел. Но Настоящий День все равно не вышел. Настоящий День так и оставался у Добролюбова внутри.
Что случилось с Писаревым – не знаю. Не знал этого и сам Писарев. У Писарева демонов не было. Но у Писарева был голос. Судя по всему, Писарева при рождении ударило молнией. Поэтому Писарева всю жизнь преследовал голос, который говорил ему, что сапоги выше Пушкина. В конце концов мама открыла Писареву его тайну. Молния при рождении Писарева была. Но она попала не в Писарева. Она попала в портрет Пушкина. Портрет висел у Писаревых в прихожей как раз над сапогами акушера, который принимал у мамы Писарева роды. После удара молнии портрет Пушкина упал под сапоги. Так сапоги оказались выше Пушкина. Но Писарев маме не поверил. Писареву казалось, что молния попала все-таки в него.
У Чернышевского все было стандартно для русского критика. Никаких там голосов. Только демоны. Два, среднего рода. Нетерпение и Народовластие. Но Чернышевский своих демонов победил. Демоны постоянно мучили Чернышевского вопросом «Что делать? Что делать?», а Чернышевский их передразнивал вопросом «Кто виноват? Кто виноват?». Демон Нетерпение такого передразнивания не выдержал и из Чернышевского вышел. Но демон Народовластие в Чернышевском остался. Тогда Чернышевский имитировал подготовку революции. Чернышевский был осужден на пожизненное поселение в Сибирь. Чернышевский все рассчитал правильно. В Сибири демон Народовластие не выдержал сибирских холодов и там, внутри у Чернышевского, замерз. Дальше уже Чернышевский жил спокойно – без демонов.
До 1917 года демоны в русской критике оставались. Их было то больше, то меньше. Но при советской власти демонов внутри критиков уже не было. У советских критиков были только голоса. Всех демонов из внутреннего мира советских критиков выбила советская власть.
Впрочем, один демон был. Демона звали Промежуток. Демон забрался внутрь к Тынянову. Демон постоянно шептал Тынянову, что вся современная литература – не Вечность. Не настоящее. Не Пушкин. Не то. Все не то. Мандельштам – не то. Хармс – тоже не то. Это только промежуток. А Вечность, настоящее и то были раньше. Когда был Пушкин. А Тынянову хотелось к современной литературе. Но демон Промежуток его туда не пускал.
Демон Тынянова был последним демоном в советской литературной критике. Дальше были только голоса. Они уже были почти ласковые. Они что-то шептали о поколениях. О деревенской прозе. О поисках социального героя. Критики голосов не боялись, охотно их слушали и во всем им доверяли.
Демоны вернулись при Горбачеве. При Ельцине они стали расцветать. Вместе с голосами. При Путине они окончательно расцвели.
Демонов стало много. Они все перемешались. Они теперь одновременно и женского рода, и мужского, и среднего. Основных демонов зовут Гламур, Пастернак, Букер, Детектив, Формат, Тираж, Буржуазность, Советская Империя, Православная Вера, Либеральная Ценность. Есть еще демон Феминизм. И демон Русский Патриот. И демон Стабильность. Есть и много других. Их всех не сосчитать. Они теперь не только сидят внутри. Они теперь, как голоса, звучат снаружи.
После безумия русской критики русская литература уже не могла близко и часто подходить к безумию. Но я боюсь. Боюсь сидящих внутри нее демонов и звучащих вокруг нее голосов.
Но точку, откуда безумие идет во все стороны русской жизни, я показал. Несмотря на страх. Пусть теперь Россия делает со своей безумной точкой все, что хочет. Пусть ее долго лечит. Пусть быстро оперирует без анестезии. Пусть объявляет музеем русского безумия. Пусть расширяет ее границы. Пусть оставляет – как в основном поступает Россия – всё без изменений как есть.
