Домашнее музицирование

Ханс-Тис Леман, будучи в Москве, признал спектакль Марата Гацалова в МХТ постдраматическим. Фото Сергея Карпова/ТАСС 

Слава о книге «Постдраматический театр» Ханс-Тиса Лемана бежала впереди паровоза и пришла в Москву намного раньше самой книги. Книга издана была на русском год назад, тут же обрела в столице поклонников, которые никак не могли взять в толк: как же мы жили до сих пор, не прочтя этой книги. Тут и вспомнилось, как много лет назад, когда на советские экраны выпустили наконец «Кабаре» Боба Фосса, мой тогдашний товарищ-однокурсник не мог успокоиться от мысли, что он 16 лет прожил, не видя этого фильма. А было ему тогда как раз 16 лет, и я никак не мог вообразить, каким образом он мог выразить свой восторг в момент выхода фильма на американский и мировой экран. Не стану утверждать, что «Постдраматический театр» Лемана «упал» на наши головы в таком примерно младенческом возрасте, когда душа готова радоваться любому печатному слову, особенно, конечно, претендующему на всеохватность и научность. Но радость представляется мне какой-то избыточной. Очевидно, сказывается естественное чувство голода по ученому труду, который бы собрал все разрозненные мысли о театре последних десятилетий и дал хоть какие-то ответы на «часто задаваемые вопросы».

Успеху Лемана на русской почве, мне кажется, поспособствовали сопутствующие обстоятельства: во-первых, переводчик, она же – автор вступительной статьи и постраничных комментариев, Наталья Исаева – историк философии и религии, специалист по индийской философии, которая хорошо известна совместными с Сергеем Исаевым переводами Серена Кьеркегора. Театр знает хорошо, и русский, и европейский, и, как правило, не ошибается в выборе. Второе предисловие, названное «Рассуждением о предисловии…», и вовсе принадлежит Анатолию Васильеву, который слов на ветер не бросает, а тут еще книга вышла в рамках издательской программы Фонда развития искусства драматического театра режиссера и педагога Анатолия Васильева. Наконец,  издатель – дизайнер Дмитрий Мордвинцев, также известный и вкусом, и разборчивостью. Все слагаемые – «за». Немудрено, что фрагменты книги теперь уже читают со сцены, а участники исторической «Группы юбилейного года» в первой своей выставке в Театре на Таганке цитатами Лемана украсили стены. Кем же еще было поддержать авторитет Юрия Петровича Любимова?! Тем более что Леман – из тех, кого можно цитировать по любому поводу. 

Ханс-Тис Леман. Постдраматический театр. – М.: ABC disign, 2013, – 312 с.

И ведь не скажешь, что Леман сам ни на что не претендует («Само понятие и тема постдраматического театра, которые автор настоящей книги уже на протяжении многих лет пытается ввести в научные дискуссии…»). Судя по книге, он – типичный и даже обаятельный университетский интеллектуал, взявшийся типологизировать весь ему известный европейский театр, не только тот, который стал стремительно меняться в 70-е годы. Да и правильно ли начинать 70-ми, если европейский театр, как и все искусство, стремительно меняется последние 100 лет, а в общем – если обратиться к кабаретным формам, мимо которых Леман не проходит, так надо загребать еще раньше, с 80-х годов ХIХ века? Тогда в каком месте этот театр – пост-драматический? Где начало, а где – развитие? Имея в виду, что он вовсе никакой не «пост-», а вполне параллельный? И говоря о том, что действие и даже сюжет в театре отступают на какой-то второй-третий план, уходит в тень, не путает ли автор совсем уж простые вещи: пьеса может быть самой что ни на есть абсурдистской и бессюжетной, но завязка-кульминация и развязка в ней все равно имеются, а когда нет их, нет и театра. Можно, конечно, попытаться придумать для этого какое-то новое определение, но лучше – новый термин, поскольку перформанс – не театр, к чему его приписывать к постдраматическим театральным формам? Чтобы только доказать массовость явления? Как у Райкина: кто костюм шил? – Мы! Когда, ссылаясь на очередного ученого мужа, автор принимается говорить о репризности постдраматического театра, соглашаясь (конечно, конечно, репризен), тут же бьешь себя по рукам, припоминая, что репризностью и вставными интермедиями театр баловался всегда, с самых первых шагов… «Наряду с Крэгом, Брехтом, Арто и Мейерхольдом, двумя другими предками современного театра являются Гертруда Стайн и Станислав Игнаций Виткевич», – пишет Леман. Почему только они? А почему не Жарри? Почему не Крученых с «Победой над солнцем», которого российские кураторы так удачно вписали сейчас в историю русского перформанса? Только потому, что Леман про Крученых не слышал или вдруг позабыл?

Наиболее уязвимой складная теория Лемана становится, когда автор добирается до примеров и начинает «складывать» и разводить по разные стороны «театр-соло» и «театр хора» с «просто развлечением» и «гипернатурализмом». Ну, можно еще сказать, что постдраматический театр бывает «соло», а бывает «движенческим». Плотность знаков, о которой пишет особо Ханс-Тис Леман, характерна была и для античной драмы, ей же была присуща и телесность, которая понималась правда иначе, но присутствие-то ее в античной трагедии и комедии – несомненно. И т.д. «Прочти ее всю, – рекомендует Анатолий Васильев, обращаясь к молодому читателю, – пригодится в твоем странствии по просторам современного русского театра – от натурализма до «черт-те чего»!» Эта оговорка важна, с тем еще дополнением, что черт-те что может быть театром, а может и не быть. Шекспир, который в постдраматическом театре до сих пор не был замечен, сказал, что роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Но так же верно и то, что, если розой назвать то, что на самом деле – ромашка или незабудка, в розу одной силой слова превратить их не удастся.