Корабль на деревянных сваях

Здание выстроено так, что зритель, сидя в зале, чувствует себя участником происходящего на сцене.

-Владимир Владимирович, что происходило со зданием театра Гонзага в советское время?

– Использовался он очень редко – в последний раз это было перед московской Олимпиадой. Театр был в плачевном состоянии. Разве что иногда его подкрашивали, как это обычно бывает. Здание ведь датируется 1818 годом, оно полностью деревянное и строилось как временное. Никто не предполагал, что ему придется стоять два столетия. К концу 1990-х годов, когда все архитектурные памятники Архангельского, и театр Гонзага в том числе, вошли в состав музея-усадьбы, нам достались дырявая крыша, абсолютно разрушенные фундаменты и лестницы. Войти в театр было невозможно, внутри были какие-то временные настилы вместо пола, на двери висел огромный амбарный замок – короче говоря, здание просто погибало.

Но за время своего существования оно ни разу не подвергалось никаким реконструкциям и переделкам. Благодаря былой бесхозности это единственный на территории России памятник театральной архитектуры, дошедший до нашего времени без искажений.

– И как дальше ситуация развивалась?

– В конце 1990-х встала острейшая необходимость спасать здание. Проблема осложнялась тем, что на сцене находились подлинные декорации, написанные Гонзага, что само по себе уникально. Их тоже надо было сохранить, и приступить к реставрации театра мы могли только после того, как декорациям найдется какое-то временное хранилище.

В 2000 году Архангельское включили в список ста выдающихся памятников мира, остро нуждающихся в помощи. Такой список каждые два года составляет Всемирный фонд памятников. Нам выделили грант в размере 50 тысяч долларов, как это ни странно, практически сразу после этого мы получили грант из резервного фонда президента РФ. Совместив два этих гранта, мы построили хранилище для декораций, совмещенное с реставрационной мастерской и отремонтировали крышу. Тут мы столкнулись с проблемой: крыша стала весить в десятки раз больше того, что было (прежняя ведь практически сгнила), и пришедшие в аварийное состояние стропильные системы были не в состоянии выдерживать такой вес.

Так что крыша потянула за собой ремонт стропильных систем, а тот – ремонт стен и фундаментов. Процесс оказался необратимым. Того, что делали здесь мы, не делал до нас никто. Например, впервые в мире предпринят демонтаж такого рода декораций. Потом, не трогая стен, мы укрепляли основание здания. Оно ведь построено как корабль, бревна лежат не горизонтально, а вертикально.

– Как сваи?

– Скорее как частокол. Нижняя часть этих бревен за двести лет сгнила, нам нужно было убрать нижнюю часть бревен и поставить своего рода протезы, но сделать это так, чтобы ничего не шелохнулось. Для этого здание вывешивалось на специальные контрфорсы-подпорки.

Так же поступили и при реставрации фундамента. Заодно установили амортизационные устройства, чтобы снять вибрацию от проходящего рядом Ильинского шоссе, сделали гидроизоляцию – она ранее отсутствовала.

– Сколько времени, получается, идет реставрация?

– Четыре года. Поскольку следующий капитальный ремонт или реставрация здания будет лет через сто, не раньше, мы решили воспользоваться этой возможностью и сделать так, чтобы театр уже сегодня был оснащен тем минимальным количеством техники, без которой невозможно использование такого рода зданий.

– То есть перестроить его?

– Можно было провести архитектурную реставрацию: все выкрасить, закрепить, законсервировать, повесить замок и хранить долгие века.

Но после долгих споров мы пришли к общему мнению, что здание должно использоваться не только как объект музейного показа, но и как театр – не репертуарный, разумеется.

Сегодня невозможно сделать это, не имея минимальных удобств, системы пожаротушения, обогрева, кондиционирования, вентиляции. Всю эту современную технику нужно внедрить в театр таким образом, чтобы не нарушить его уникальность. Эта задача оказалась самой сложной. Театров начала XIX века во всем мире сохранилось вообще чуть больше двух десятков – в основном в Европе, один есть в Бразилии. Мы изучали опыт коллег, смотрели, как они решают эту проблему, – все по-разному.

– И к чему пришли?

– Мы сможем использовать сцену и для показа декораций Гонзага, и для спектаклей. Если восстановить всю машинерию, то здание у нас получится двойного назначения – и музейного, и театрального. К началу следующего лета театр мы, надеюсь, достроим.

– Что осталось доделать?

– Мы избавились от угрозы разрушения здания, исправили незавершенность воплощения проекта – сделали нижнее фойе, которое значилось в проекте Гонзага. Приступили к внутренним отделочным работам, предстоит решить вопрос с машинерией, закончить установку досок сцены, покраску и реставрацию ограждения лож.

– А нововведения не повлияют на акустику театра?

– Есть такие опасения, поскольку новые коммуникации займут часть пустот в стенах. Хотя, если честно, на акустику сейчас в большей степени влияет Ильинское шоссе. Мы думаем отгородить театр от него стеклянным экраном – он будет и поглощать часть шума, и служить театру Гонзага своего рода витриной.

Внутри здания реставраторы ходят в бахилах, посмеиваясь над ошибками в объявлении.	Хитроумная театральная машинерия позволяла менять весь комплект декораций за несколько секунд. Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)