Алексей Фененко
Подписание Договора СНВ-3 – важнейшее событие года в отношениях России и США.
Фото Reuters
Завершившийся 2010 год публицисты уже поспешили назвать «беспрецедентно успешным» для российско-американских отношений. Основания для этого на первый взгляд есть. Конгресс США ратифицировал Договор СНВ-3. Ратифицировано и вступило в силу двустороннее Соглашение о сотрудничестве в сфере мирного использования атомной энергии («Соглашение 123»). Москва и Вашингтон сблизили позиции по ядерной программе Ирана и расширили партнерство по борьбе с терроризмом в Афганистане. На Лиссабонском саммите НАТО (21 ноября) президент России Дмитрий Медведев предложил реанимировать разработанный в 2000 году проект совместной европейской противоракетной обороны. Впервые после 2003 года появились прогнозы о возможности перехода к полноценному российско-американскому партнерству.
Но на фоне «рапортов об успехах» заметны и серьезные проблемы. Политика перезагрузки была ответом на три кризиса середины 2000-х годов: конфликт вокруг развертывания американской системы противоракетной обороны (ПРО) в Европе; развал режима контроля над обычными вооруженными силами в Европе; «пятидневная война» в Закавказье (в последнем случае администрация Джорджа Буша-младшего рассматривала сценарий регионального военного столкновения с Россией). Два последующих года Россия и США снижали опасность военного конфликта и восстанавливали режим контроля над стратегическими вооружениями. К началу 2001 года эта повестка оказалась исчерпанной. На этом фоне в российско-американских отношениях начал формироваться новый комплекс стратегических противоречий.
Стратегические проблемы. Во-первых, материально-технической основой российско-американских отношений остается взаимное ядерное сдерживание. Стороны могут подписать любую декларацию о партнерстве, но российские и американские стратегические ядерные силы (СЯС) по-прежнему нацелены на стратегические объекты друг друга. Стороны стремятся к сокращению противостоящих стратегических потенциалов, но так, чтобы не лишиться полностью возможности нанесения «неприемлемого ущерба» оппоненту.
2010 год принес новую тенденцию. Администрация Барака Обамы выдвинула концепцию «минимального сдерживания» (minimal deterrence). Она предполагала сокращение СЯС на 75%, развертывание систем ПРО и понижение степени боеготовности стратегического оружия. Конгресс США ратифицировал Договор СНВ-3 с тремя условиями: отсутствие ограничений на развертывание систем ПРО, модернизация американского ядерного потенциала и начало переговоров с Россией по сокращению тактического ядерного оружия (ТЯО). Но Государственная Дума РФ готова ратифицировать СНВ-3 только при условии признания взаимосвязи проблем СНВ и ПРО и развития ядерного комплекса России. Российская элита не принимает американскую концепцию «минимального сдерживания» как основу переговорного процесса.
Во-вторых, Россия и США не договорились по проблеме ПРО. В преамбуле Договора СНВ-3 говорится о взаимосвязи стратегических оборонительных и наступательных вооружений. Но стороны по-разному трактуют это положение. Российский МИД видит в нем обязательство Вашингтона не наращивать уже имеющееся количество противоракет. Госдепартамент и Минобороны США рассматривали его только как рамки для будущего переговорного процесса по ПРО / СНВ. Ожидаемый компромисс на Вашингтонском саммите Обамы и Медведева (24 июня 2010 года) достигнут не был.
За минувшее десятилетие США вложили слишком много сил и средств в разработку стратегической ПРО. В Вашингтоне не видят, на какую крупную уступку со стороны России можно было бы разменять соглашение по ПРО. Максимум, на что согласен Белый дом, – это очередная декларация о сотрудничестве в сфере ПРО. Россия, напротив, настаивает на взаимообязывающем соглашении с ограничением количества противоракет и районов их базирования. В случае резкого наращивания американской системы ПРО Москва оставляет за собой право выйти из Договора СНВ-3.
В-третьих, меняется соотношение ядерных возможностей в Европе. В Великобритании идут дискуссии о реализации принятой в 2007 году программы переоснащения британских СЯС. При этом британские ядерные силы с 1962 года включены в американскую систему ядерного планирования. 3 ноября 2010 года Великобритания и Франция подписали соглашения о сотрудничестве в сфере использования атомной энергии в военных целях и взаимодействии в области компьютерного моделирования ядерных испытаний. В контексте американо-британских отношений эти соглашения означают переход Вашингтона и Парижа к более тесному взаимодействию в ядерной сфере.
Более того: Великобритания и Франция не участвуют в российско-американском Договоре РСМД 1987 года. Париж и Лондон могут воссоздать ракеты средней и меньшей дальности с помощью США. Реакцией России в этом случае станет выход из Договора РСМД. Отсюда – один шаг до возрождения конфликта вокруг «евроракет» середины 1980-х годов.
В-четвертых, обостряется проблема тактического ядерного оружия. Конгресс CША требует от администрации Обамы начать переговоры с Россией по сокращению этого вида вооружений. Но ТЯО – единственный ресурс, позволяющий России компенсировать превосходство НАТО в области обычных вооружений. Москва предлагает уточнить формулировку VII статьи ДНЯО о размещении ядерного оружия на территории государств-союзников. В Вашингтоне опасаются, что Кремль стремится таким образом подорвать механизм американского ядерного присутствия в Европе.
Противоречия по ТЯО смыкаются с возрождающимся «немецким вопросом». В феврале 2010 года Германия при поддержке стран Бенилюкса и Норвегии предложила рассмотреть вопрос о выводе американского ТЯО со своей территории.
Американцы опасаются, что правительство Ангелы Меркель берет курс на расширение военно-политической самостоятельности Берлина, которая по-прежнему ограничена Московским договором 1990 года. На этом фоне призывы Москвы обсудить VII статью ДНЯО видятся в Белом доме как попытка сыграть на противоречиях между Вашингтоном и Берлином.
В-пятых, Россия и США не достигли компромисса по проблемам нераспространения. Москва и Вашингтон подчеркивают общность позиций по ядерным программам Ирана и КНДР. Но администрация Обамы настаивает на свертывании иранской программы обогащения урана и ликвидации северокорейских ядерных объектов под контролем МАГАТЭ. Подобный исход этих кризисов стал бы прецедентом пересмотра ДНЯО. (Договор разрешает всем неядерным странам иметь технологии ядерного топливного цикла.) Россия согласия на ревизию ДНЯО не дает, что вызывает раздражение в Вашингтоне.
Евро-атлантические тревоги. 2010 год показал также рост противоречий вокруг проблем евро-атлантической безопасности. Американцы не согласились с представленным в ноябре 2009 года российским проектом Договора европейской безопасности (ДЕБ). Администрация Обамы опасалась, что этот документ подорвет механизм НАТО. Наиболее последовательные союзники США – Великобритания и Польша – заблокировали переговоры по российскому проекту.
В таких условиях Россия стала продвигать Евро-атлантическую инициативу безопасности. Изначально она была проектом американского Фонда Карнеги. В апреле 2010 года МИД России предложил сделать ее основой для переговоров по европейской безопасности. Возникли пять переговорных пакетов: по сокращению ТЯО, развертыванию ЕвроПРО, модернизации ДОВСЕ, перспективах Договора РСМД, подключению Великобритании и Франции к российско-американским переговорам по СНВ.
Но за исключением сокращения ТЯО, американцы не склонны обсуждать вопросы контроля над вооружениями в Европе. Вашингтон больше интересует судьба «замороженных» конфликтов на постсоветском пространстве, особенно из-за Приднестровья и Нагорного Карабаха. Включение в Евро-атлантическую инициативу безопасности проблем Абхазии, Южной Осетии и Грузии, по сути, легализует участие США в этих конфликтах. Есть опасность, что дискуссии вокруг евро-атлантической безопасности усилят рост российско-американских противоречий на территории бывшего СССР.
Афганские трудности. В 2000-х годах борьба с талибами и «Аль-Каидой» считалась сферой безусловного совпадения российских и американских интересов. Но события 2010 года заставили усомниться в этой аксиоме. Глава Госнаркоконтроля РФ Виктор Иванов неоднократно заявлял, что после ввода сил НАТО в Афганистан производство наркотиков в этой стране возросло. Президент США Барак Обама отмечал, что он выступает против «иностранного вмешательства» во внутриполитический кризис в Киргизии. Это не конфликт Москвы и Вашингтона. Но почва для разногласий по Центральной Азии появилась.
Ситуацию ухудшил Лиссабонский саммит НАТО. Страны альянса стали обсуждать вопрос о выводе войск из Афганистана. Реальной схемы стабилизации Афганистана Вашингтон при этом не предлагает. В Москве возникает ощущение, что, уходя из Афганистана, американцы оставят после себя «наследство» в виде региональной войны.
Новая повестка дня. Необходимость смягчения противоречий требует от России и США сместить географический центр отношений. Евро-атлантическая тематика завязана на проблемы ядерного сдерживания и американского военного присутствия в Европе. Другое дело – проблемы Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Здесь можно найти точки позитивного соприкосновения российских и американских интересов.
Для США важной задачей становится опосредованное «сдерживание» КНР. В 2010 году Вашингтон и Пекин осознали невозможность установления привилегированного партнерства в рамках G2 («группы двух»). Конфликтность усиливается растущими трениями в области валютного регулирования. Поэтому американцы стремятся уравновесить китайское экономическое присутствие на российском Дальнем Востоке.
Для России важно добиться экономической модернизации Дальнего Востока. Речь идет о реализации крупных инфраструктурных проектов – строительстве портов, железных и шоссейных дорог, развитии авиасообщения. Американские инвестиции теоретически могут помочь в их реализации.
Находкой 2010 года можно считать вброшенную американскими аналитиками концепцию «северной альтернативы АСЕАН». Речь идет о развитии экономических связей между тихоокеанским побережьем США и Канады, российским Дальним Востоком и Японией. Реализация этого проекта (без ущерба для российско-китайских отношений!) могла бы создать необходимую экономическую «подушку» для российско-американских отношений. Ведь без этой позитивной повестки Москва и Вашингтон вряд ли сумеют блокировать рост противоречий в стратегической сфере.
