Майя Крылова ИРКУТСКИЙ театр пантомимы под руководством Валерия Шевченко дал четыре спектакля в Москве. Пластические этюды, собранные в целое под названием "Притчи Во..., или Экзерсисы банальной философии", созданы в интересном, редком жанре доброго фарса.
Представлявший иркутян Илья Рутберг, президент Российского центра пантомимы, справедливо отметил, что язык пантомимы особенно актуален в эпоху девальвации слова. Если к тому же пантомима делается "фанатами и трудоголиками", не только сумевшими выжить с 1986 года на правах частного театра, но и ежегодно проводить в Иркутске единственный в России фестиваль пантомимы "Мимолет", - то значение таких гастролей возрастает до незаурядного театрального события.
Те, кто знает искусство классиков пантомимы Марселя Марсо и Леонида Енгибарова, угадают корни меланхолических героев-чудиков, персонажей иркутского спектакля. Черные трико, востроносые башмаки, как у средневековых гистрионов, набеленные лица, взбитые высоко вверх шапки волос. Шевелюры легко превращаются в бороды, если ходить по сцене "мостиком" и надеть на опрокинутую вниз голову шляпу. А руки - морскими водорослями, колышущимися по ходу волны или против течения. Эта оппозиция - "со всеми вместе или против толпы" - одна из нескольких, осваиваемых иркутским театром. Есть еще "большое - малое", "чувство - бесчувствие", "целый мир - мир, распадающийся на осколки"... Оппозиции могут свободно обращаться в свою противоположность. И тот, кто ставил возвышенному соседу палки в колеса, вдруг сам начинает рваться в поднебесье. Человек, ловящий что-то сачком, может поймать самого себя.
"Притчи..." - спектакль полутонов и о полутонах. Об умении не только смотреть, но и видеть. О восприятии жизни, когда мир сквозь зеленое бутылочное стекло - уже океан, а самое большое зло - это реакция одного человека на другого только как на внешний механический раздражитель.
Актеры из Иркутска так работают с реальными и воображаемыми предметами, так осваивают трех китов пантомимы - позу, жест и движение, что увлекают взрослого зрителя словно малого ребенка. Да так, что зритель с открытым ртом следит за детскими мячами: как унести их с собой, если мячей - три, а руки - две. Смотрит, как девочка старательно и любовно заворачивает стеклянную банку в тряпицу, чтобы тут же с остервенением расколотить ее молотком. Сопереживает художнику: он больше не может писать картины, потому что рука не слушается его, превращаясь в неповоротливую "золотую" махину, отдающую звуками падающих монет. Или присутствует при таинстве другой живописи, когда двое - он и она - рисуют лица партнера тонкой акварельной кисточкой, но теряют друг друга, когда им приносят для ускорения процесса здоровенную малярную кисть...
Предупреждая возможные упреки в насаждении вечных, а потому раздражающих истин, Валерий Шевченко и его артисты назвали спектакль "экзерсисами банальной философии". Но "Притчи Во..." - скорее протест против современных равнодушных трюизмов. Ведь человек на самом деле (и не только в иркутской пантомиме) ломает все, к чему прикасается, - цветок, бабочку, мир. И самая "банальная философия" наших дней - не замечать этого.
