Александр Гаврилов Торгни Линдгрен похож на Паганеля. Высокий, седой, 62-летний романист, поэт, драматург и литературовед, один из ведущих писателей современной Швеции, лауреат множества международных премий, член Шведской академии. "Вирсавия" - третья книга, выходящая на русском (до того - "Путь змея на скале" и "Шмелиный мед").
- В одном интервью вы сказали, что "писать начинают для того, чтобы выяснить, для чего начинают писать". Что вы имели в виду тогда?
- Самый лучший роман - это "Святой грешник" Томаса Манна. Автор ведь только оформляет тот материал, который уже существует. Если он ищет форму для романа, новеллы - можно искать ее у Манна, у Достоевского, Музиля, Шостаковича, Хармса, у моего любимого Малера.
Материал есть. Язык есть. Остается только найти форму.
- В романе "Вирсавия" такое же движение от конца к началу постоянно: ваш Давид спрашивает Вирсавию, что он сам думает, начинает диктовать писцу, чтобы понять, что он говорит, и в конце концов находит долгожданного Бога там, где никогда не искал.
- Главная задача писателя - без конца противоречить самому себе. Естественная форма для этого - роман.
- Роман отчасти стилизован под библейское повествование. Но из двуязыкого чтения было понятно, что русский и шведский библейский языки сильно отличаются. Насколько возможен адекватный перевод в этом случае?
- Старый перевод Библии на шведский был гораздо более еврейским, чем все остальные, и русский в том числе. Мы заимствовали много слов из Ветхого Завета напрямую, не переводя их. Например, обрезание по-еврейски называется "ом-шор", а по-шведски "омшерельсе". Никакого слова "резать" или "нож" в этом не слышно.
Я знаю, что это всегда доставляет переводчикам много трудностей.
А еще мы, шведы, очень хорошо знаем птиц и цветы. И каждый год мне приходят сотни писем от переводчиков, чтобы уточнить их названия.
- Трактовка сюжета про Давида и Вирсавию в вашем романе - не самая традиционная┘
- Да, роман не основан на лютеранской версии. Я и представить себе не могу, что доверился бы только одной версии. Моя традиция очень смешанная.
Я вообще ощущаю себя чужаком, иммигрантом. Каждый раз, когда меня за рубежом объявляют шведским писателем, я удивляюсь.
- И, однако, вы не только шведский писатель, но член Шведской академии. Наверное, вы даже знаете, кем надо быть и что надо делать, чтобы получить Нобелевскую премию по литературе?
- (Хохочет.) Надо писать Большую Литературу. Самую Большую Литературу.
На самом деле хочется сказать вот что. Элиас Канетти всю жизнь вел короткие записи. Незадолго до смерти он записал там: "Наверное, в моей жизни не было смысла. Но был его проблеск: когда мне в Стокгольме давали Нобелевскую премию".
"НГ" выражает искреннюю благодарность советнику по культуре посольства Швеции в Москве Юхану Эбергу за помощь в подготовке интервью.
Дарья Гармоненко