Анастасия Архипова С воинственным кличем "Банзай!" московская публика изо дня в день ожесточенно штурмовала кинотеатр "Зарядье", где с 29 ноября по 5 декабря проходил фестиваль японских фильмов. Под самурайским натиском толпы распахивались двери в зрительный зал, и те, кому посчастливилось уцелеть в давке, помятые, но довольные, рассаживались по местам.
Чем объяснить такой грандиозный успех недели японского кино в Москве - любовью к японскому искусству или исконно русской любовью к халяве? Как бы то ни было, но из битком набитого зала мало кто уходил до конца просмотра, невзирая даже на иной раз совершенно невразумительные субтитры на трогательно-ломаном русском языке┘
Корни японского кинематографа - в благодатной почве национальной культуры. Жанром исторической драмы, унаследованным от театра Кабуки, японское кино начиналось, им же и прославилось на весь мир благодаря Куросаве. Именно самурайская экзотика проложила японским фильмам путь к сердцу европейского зрителя. Но у Японии есть и другая киноипостась. Ясудзиро Одзу, "самый японский" из всех японских режиссеров, явился родоначальником и признанным мастером нового жанра - драмы о простых людях, живущих в наши дни и ведущих самый обычный, ничем не примечательный образ жизни.
Об этих людях - фильмы фестиваля. Это истории клерков, медсестер, неудачливых комиков, бродяг, домохозяек, пенсионеров, школьников, мелких гангстеров и прочих "маленьких людей". Истории настолько безыскусные и непритязательные, настолько не изобилующие сложными психологическими ходами, что невольно возникает ощущение чего-то игрушечного, ненастоящего, словно тебе показывают не живых людей, а картонных марионеток, совершающих условные телодвижения и разговаривающих на условном, таком скудном, языке. Трудно поверить, что за этой стилистикой школьного сочинения на тему "Как я провел лето" не таится никаких символических глубин, и ты раз за разом перебираешь в памяти эпизоды очередного фильма, пытаясь проникнуть внутрь сюжета, разгадать характеры героев┘ Но все напрасно. "Белые облака - это просто белые облака". А старое дерево из картины Киеси Куросавы "Харизма" - это просто старое дерево, какими бы свойствами не старались его наделить вечно суетящиеся люди, для которых мир всегда объект экспансии.
В чем смысл фильма Синобу Ягути "Адреналиновая гонка"? Что скрывается за поступком героев, укравших у якудза 200 миллионов йен? Может быть - бунт против общества, против унылых будней в конторе и больнице? Прорыв к пестрой и увлекательной жизни? Непохоже┘ Никакого душевного переворота герои не переживают. Превращение застенчивой медсестры и забитого клерка в находчивых авантюристов происходит спонтанно и естественно - словно река, мирно несущая свои воды по равнине, обрушилась в горах бурным ревущим водопадом. Но вода осталась водой.
Столь же незаметен, и уж во всяком случае лишен драматизма, переход между жизнью и смертью. Траурные церемонии совершаются спокойно и буднично. В размеренную, внешне благополучную, но на деле безрадостную жизнь Хироси, героя фильма "Дело было весной", внезапно вторгается его папаша, бродяга и пьяница, которого сын считал давно умершим. В конце концов они примиряются, но отец умирает в больнице - как и следовало ожидать, от цирроза печени. На его еще не остывшем теле Хироси обнаруживает коробку с только что вылупившимся цыпленком. Старик "высиживал" его все последние дни. Жизнь не закончилась, а просто плавно перетекла в иную форму. Крохотное пушистое тельце - сама пульсирующая ткань жизни; прикосновение к ней сулит радость и обновление.
Жизнь и смерть как сменяющие друг друга ритмы мироздания всегда остаются как бы вне морали. Этой темы касаются, каждый на свой лад, все фильмы фестиваля. Четырнадцатилетняя девочка Вакана из "Осакской истории" путешествует в поисках своего беспутного, но обаятельного отца. А он присылает открытку без обратного адреса, с игривым трехстишием-хокку: "Наступило лето. Мини-юбка. О, пусть подует ветер!" Они встретятся только в больнице. Отец вскоре умрет, но об этом будет сказано мимоходом, за кадром. Сохранится главное - впечатление бездумной легкости бытия.
Какова же та праоснова, на которой покоится особое мироощущение японцев? О древних культах и обычаях японской деревни рассказывается в жутковатой картине Сюнъюти Нагасаки "Страна мертвых". Законы вселенной просты: следуй естественному порядку вещей, ибо нарушение равновесия обратит все в первобытный хаос и граница между живым и мертвым исчезнет. Мир деревни показан в "Стране мертвых" только в одном, магическом, ракурсе. Гораздо более многогранным предстает он в документальной ленте Макото Сато "Жизнь на реке Агано".
Пожалуй, именно в документальном жанре наиболее органично воплощается простота, и, как говорят дзэн-буддисты, "таковость" мира. Кажется, что камера совершенно самопроизвольно выхватывает и запечатлевает куски реальности, парадоксальным образом превращая их в законченные произведения искусства. Воочию видишь, как сливаются целое и единичное. Все горы - Фудзи: белоснежные складки, тронутые размытыми акварельными пятнами зелени. Все закаты - золотой фон ширм. Золотое небо погружается в золотую реку; по воде скользят плоские лодочки с застывшими на них фигурками рыбаков. Оплывающие в летнем жару пышные круглые холмы; прозрачные витки рек. Засыпанные снегом низенькие домики; белый-белый кадр, прочерченный иероглифом тонкой черной ветви.
Природа не фон и не декорация, не изящная виньетка человеческой драмы; природа - персонаж. В картине множество героев. Это старики-крестьяне - они работают на рисовых полях, впервые возделанных у реки Агано еще в начале XIV века, устраивают праздники, пьют сакэ и поют песни про смуглую южанку, красавицу-дочь атамана(!). Или про шахтеров: "Если у шахтеров есть деньги - значит, зацветут телеграфные столбы, поплывут жареные рыбы, зашагает безногий бонза". Это сама река Агано, кормилица и божество-ками. Это 20 разновидностей ветров "даши", что дуют над рекой Агано, то грозя лодочникам, то даря им надежду. Это лодка, которую строят ученики Эндо, старейшего в округе мастера.
Невольно забываешь, что фильм снят о так называемых непризнанных жертвах Минамата, тяжелого заболевания центральной нервной системы. Владельцы завода на Агано сливали в реку ртуть┘ Вопреки ожиданиям никаких ужасов не показывают. Дело не в болезни, а в том, на что она покусилась. Дело в святыне природы и человеческой жизни.
О многом еще следовало бы написать. Например, о том, как преломляются в японском кино традиции классического искусства. Как до сих пор в героях историй о современной японской жизни угадываются черты двух ведущих персонажей театра Кабуки - сурового воина татэяку, что не знает слов любви, и любимца женщин, хрупкого красавца нимаймэ. Но никакой анализ не сумеет уловить дыхания жизни. "Белые облака - это просто белые облака".
