Наталья Уварова - Михаил Захарович, в последнее время имя Азефа на слуху. Сделан сериал, появилась телепередача. Чем обусловлен ваш интерес к этой исторической личности?
- Я прежде всего отвечу на вопрос, почему вообще в обществе появился интерес к фигуре Азефа. Причина - терроризм. В контексте тотального терроризма, в котором пребывает мир, появляется цель понять психологию человека, способного изобретать чудовищные и предельно сложные схемы уничтожения противника. Исследователи с большим интересом констатируют его двойственную сущность. Это действительно уникально в истории, но не настолько же уникально, чтобы все вдруг взялись и стали заниматься Азефом. Тем не менее Азеф действительно, как написали в недавно вышедшей в Америке книге, - самая большая загадка ХХ века. Для меня загадка, если говорить о конкретной биографии этого человека, была только одна - почему его не убили. Мало того, что он был приговорен к убийству своей партией, мало того, что он мог быть убит и охранкой, мало того, что его все видели и с ним беспрерывно сталкивались уже после разоблачения на курортах люди вооруженные, наделенные правом казнить Азефа, но никто его не убил...
С давних пор меня чрезвычайно интересуют судьбы авантюристов. Есть авантюристы первого плана. Вероятно, Наполеона считают таким авантюристом, если говорить о ярчайшем примере, может быть, даже Ленина. Но есть великие авантюристы второго плана, те, которые, собственно, игру и ведут. Интересным оказалось, что этот самый Азеф со временем из простого агента охранки и из начальника боевой дружины эсеровской партии превратился в главную фигуру российского государства, контролирующую взаимоотношения революции и государства. Эти люди меня интересуют как олицетворение зла в разных его проявлениях. Интерес у человечества ко злу так велик, что, пожалуй, значительно превосходит интерес к добру, тут нет никакого сомнения. У многих читающих мою пьесу и увидевших спектакль создастся впечатление, что я на стороне Азефа и ему подобных. Я могу твердо уверить - я не на стороне Азефа, не на стороне тех, кто против Азефа. Я ни на чьей стороне. Мне просто очень интересно, когда такая волна зла окажется, я надеюсь, понятной тем, кто будет смотреть, и, может быть, мотивированной до оправдания. До оправдания этого самого зла в данной конкретной ситуации. А, может быть, не только в данной конкретной.
- Почему Азефа вы сделали героем пьесы, а не прозы?
- Есть жизнь, состоящая из поступков. Жизнь Азефа - это ряд поразительных, ярчайших, сложных, противоречивых поступков. Погружаться в душу Азефа, описывать ее или воссоздавать ее в прозе, мотивировать его душевные переживания мне бы совершенно не хотелось. И даже если бы я погрузился, это был бы целый ряд импульсов, еще не понятных и не переведенных на русский слов. Мне было бы очень трудно мотивировать. В этом смысле пьеса и спектакль - идеальны для данной фигуры. Достаточно показать, правильно показать, чтобы зритель понял про него многое. Не говоря о том, что ты отдаешь Азефу, как и каждому герою, детали своей биографии, какие-то вещи, прибереженные для других героев, подчас, может быть, даже для прекраснодушных героев. Вообще пьесы об авантюристах - жанр, который я буду продолжать делать, так как это люди поступка, а я воспринимаю театр как - конкретно - цепь поступков, совершенных живыми людьми-актерами перед живыми людьми-зрителями.
- Вы актера для Азефа искали долго?
- Поначалу мне хотелось, чтоб это играл Калягин. Он может это сыграть, не вызывая протеста у зала, и физически, фактурно они совместимы. Понятно, что он плохо не сыграет. Но я ему пьесу так и не показал. И возникла идея дать эту роль артисту, который сыграть безусловно сможет, хотя у него более сложная актерская репутация, совсем другая, чем у Калягина. Он довольно много играл злодеев и людей плохих. Но в то же время играл и людей, вызывающих громадную симпатию. Одним словом, человека, не впрямую подходящего на роль Азефа, но индивидуальность страстная, даже если будет между ним и Азефом некий зазор, некое пространство, это будет только хорошо для зрителя. Абсолютной идентификации актера и образа быть не должно, иначе все просто поседеют, все просто с ума сойдут. Это Юрий Беляев, я с ним уже работал - тоже немаловажная причина - над "Живым трупом" и над "Белой овцой" и вполне знаю и понимаю его возможности.
- Как он воспринял ваше предложение?
- Очень хорошо. Меня это по двум причинам порадовало. Во-первых, я нашел исполнителя. Во-вторых, он, с его довольно изысканным литературным вкусом, с его хорошим кругом книг, друзей, и ушедших, и ныне живущих, с удовольствием перебирает в себе этот текст, с удовольствием его произносит и верит в его реальность и убедительность.
- Вы прогнозируете зрительский интерес?
- Я в последнее время не понимаю абсолютно, чем развлекается наш зритель. У меня такое ощущение, что если бы сейчас показывали бои гладиаторов, он бы развлекался этим в первую очередь, причем не всегда палец был бы вверх. Зритель смотрит очень злые, очень недобрые представления, развлекается гладиаторскими боями. В данном случае зрелище, я думаю, будет для него уникально детективное, с массой поворотов и внутри человека, и внутри сюжета. Надеюсь, развлечений будет более чем достаточно. Но согласится ли зритель с какими-то вещами - не знаю. Думаю, что нет. Но это хорошо, он будет немножко возбужден.
