ПриМОСТились

Эрнст Людвиг Кирхнер. «Марцелла-артистка» (1910).
Иллюстрация предоставлена пресс-службой ГМИИ им. А.С.Пушкина

Название новой выставки звучало многообещающе: «Художники группы «Мост» – немецкие экспрессионисты». Премьеру из собрания одноименного объединения берлинского музея «Брюкке» ждали. И дождались.

Экспозиция напоминает уравнение аж с тремя (а то и больше) неизвестными. Во-первых, группа «Мост». Пунктирно «биография» «мостовцев» читается так: 1905 год, Дрезден, четверо студентов-архитекторов. Эрнст Людвиг Кирхнер, Фриц Блейль, Эрих Хеккель и Карл Шмидт-Ротлуф. Высеченная на деревянной доске, как старые гравюры (к коим проявлялся особый интерес), программа. Призыв к революционности и сбрасыванию, так сказать, «с корабля современности» всего отжившего. Еще бы, какие ж они были бы авангардисты, если бы не заразились пафосом отрицания?! В 1911-м география меняется – не Дрезден, а берлинская метрополия. Да, по ходу дела, конечно, появляются союзники – Макс Пехштейн, Эмиль Нольде, Отто Мюллер, Куно Амье, Кес ван Донген и другие. Причем критерий «отбора», согласно «мостовской» программе, – непосредственное и искреннее выражение того, «что побуждает┘ к творчеству». Наконец, 1913-й, и созданная Кирхнером «Хроника группы «Мост» символически подвела итог наработанному. На деле просто рассорила участников, посчитавших преувеличенными кирхнеровские слова о собственном вкладе в строительство этого самого «Моста» – моста, разумеется, в будущее. Точка... с запятой, потому что дальше – самостоятельное плавание. А история – с продолжением, которое устроили нацисты, объявив это искусство «дегенеративным» и конфисковав значительную часть работ.

В ГМИИ экспозиция построена по персоналиям. С биографическими справками, с работами разных – в том числе и пост-«мостовского» – периодов. Вроде здорово: феномен немецких экспрессионистов. Однако обратная сторона медали такова, что в рассказе о творчестве этих художников растворяется недолгая история и отчасти специфика самой группы «Мост». К тому же поначалу берутся за основателей, не закончив, показывают присоединившихся – потом опять «первопроходцев» – несколько путано. Вот вторая неизвестная в уравнении выставки – проблема фокусировки.

Эстетика живописи и графики «мостовцев» – экспрессия игры на нервных окончаниях. Деформированная форма и колорит «вырви глаз» нервно колотятся в двери психики. Лицо Розы Шапиро на портрете Шмидта-Ротлуфа с красными и бордовыми, синими и зелеными отливами; «Гости на даче» Эмиля Нольде представляют собой почти идиллическую картину – только не заглядывайте под шляпу мужчине с фиолетовым (в тон носкам) лицом. Часто – особенно в графике – вместо черт лиц остаются мимические складки как основное выразительное средство душевного настроя («Девочка-рыбачка» Хеккеля – настоящая маска).

Эмоциональность как способ видения, когда изображается не предмет, а ощущение от него, распространилась на все традиционные жанры и темы. В пейзажах (неприродных цветов) формы то и дело норовят абстрагироваться от своих прототипов почти до неузнаваемости – протягивая нить к новому «изму», к абстрактному искусству. Увлечение востоком – это мистика идолов, энергия первобытного танца (как Гоген, многие экспрессионисты отправлялись за впечатлениями куда подальше – Нольде через Россию и Азию путешествовал в Новую Гвинею, Пехштейн побывал в Египте, в Индии и Китае, на островах Палау близ той же Новой Гвинеи). «Потусторонняя» энергия далеких краев оттеняется «посюсторонней» духотой кабаре (ядреный желто-зеленый «Танец» Пехштейна – это привет Дега и Тулуз-Лотреку)┘ Ню в депрессивной эстетике переплавляется в навязчивую идею бегства от мира и даже смерти. Так, обнаженные в дюнах (на выставке их сразу несколько – у Шмидта-Ротлуфа и у Отто Мюллера) – то ли мираж, то ли явь, то ли дремлющие, то ли мертвые персонажи. Экспрессионисты плевали на чтимых столетиями ренессансных Венер перед зеркалом – и появилась кирхнеровская «Обнаженная, лежащая перед зеркалом» утрированных пропорций и с сигаретой во рту. Довольно странно, но на этом экспрессионистском выходе почти не прозвучала религиозная тема (кроме разве что «Осмеяния Христа» Эмиля Нольде – вообще одной из самых впечатляющих и известных работ во всей экспозиции). Как не вполне внятным оказался и городской мотив – а уж на предмет сложных отношений человека и урбанистической среды экспрессионисты высказывались очень охотно. Не привезли из музея «Брюкке» и скульптуру – хотя она могла бы добавить объемности в портрет экспрессионистов. Почему – это третья неизвестная загаданного уравнения.

Экспозиция получилась обзорной – обзорной экскурсией на предмет того, что это был за экспрессионизм такой. Впрочем, ее безусловное достоинство в том, что ей удалось показать, какими разными умели быть эти художники и сколько разных «измов» перемололо новое течение. Здесь и пуантилизм с его точечной цветовой застройкой холста, и постимпрессионизм с напряжением Ван Гога и эхом таитянских будней Гогена, а также с живописным сезаннизмом пейзажей (замеченным в одной из работ Хеккеля). А в тонкой графике Фрица Блейля – воспоминания об импрессионизме и ар-нуво┘ Наконец, цвет немецкое направление нащупывало одновременно с фовизмом. Сам экспрессионизм кто-то ведет от наскальных рисунков и не заканчивает до сих пор, обнаруживая у многих периоды увлечения им (кричал же в своих знаменитых картинах Мунк, а задолго до него по-своему кричал Эль Греко). Поэтому нам еще раз предоставляется возможность убедиться в условности каких бы то ни было «измов».

И еще в том, что экспрессионизм знал первозданную простоту. Простоту формы и цвета. Современным же это искусство сделал клубок сложных эмоций.