|
Жизнь Романа Григорьевича Виктюка полна мистики: украинский мальчуган, которому цыганка нагадала стать дирижером, стал не только известным российским режиссером, создателем своего авторского театра, всегда узнаваемого художественного стиля, но и фигурой почти культовой. В его спектаклях нуждаются, как в инъекциях Красоты, его считают чуть ли не шаманом – человеком, работающим с психической энергией. А все актеры, которые с ним успели поработать, в один голос называют Великим Соблазнителем. Потому что на каждую актёрскую реплику в ходе репетиций Виктюк кричал и кричит: «Гений! Талант!». И актеры пленены навек.
Его спектакли – это ритуал и мистерия, часто с античным размахом (недаром одним из самых ярких его спектаклей, где он впервые нащупал свой авторский прием – синтеза движения и слова - стала цветаевская «Федра» на Таганке в 1988) и эротическим дурманом; они - гремучая смесь изощренной элитарности и вульгарного масскульта. Они такие же яркие, как и сам мастер с его бесчисленной коллекцией модных цветистых пиджаков и галстуков – личная слабость.
Это всегда спектакли о Красоте, как ее понимал Декаданс (красота человека, его любви, ненависти и даже смерти). Виктюк в позднесоветской и постперестроечной половине своего творчества, уже создавая собственный театр, часто брал тексты провокативные, исследующие человека в его подсознательных желаниях, чувствах, страстях: сверхэпатажные для 1988 года «Служанки» Жене, сексуализированная «Философия в будуаре» Маркиза де Сада, трагическая «Саломея» Уайльда. Театр Виктюка никогда не был бытописательским, его спектакли называют «материализацией снов», театром ощущений и эстетического Удовольствия. Его спектакли всегда чувственные, во всех смыслах обнаженные, «без кожи». А сам Виктюк однажды на вопрос, как он относится к режиссерам, которые ставят «Чайку» или «Грозу», ответил: «Это то же самое, что спасть с трупом, - все от импотенции».
До последнего времени ни географически, ни юридически «Театра Романа Виктюка» не существовало, а был лишь «закрепленный» стиль. После московского ГИТИСа, где он ночами осваивал музыку, а по вечерам по-студенчески зайцем проходил кордоны любой сложности, чтобы попасть на спектакли, например, в Большой. Начинающий режиссер, который поражал всех невероятным сочетанием королевского воображения и нищенского быта (актерам его нужно было подкармливать перед репетициями), успел сделать громкие постановки в значимых театрах столицы. Всяческими способами «обманывая» худсоветы и цензуру. Это была крамольная в 1977 году «Царская охота» Леонида Зорина в театре Моссовета, мрачный «Мелкий бес» Сологуба в «Современнике», запрещенные в 1979 в Студенческом театре МГУ «Уроки музыки» Петрушевской, спектакль о встрече Сталина с Шостаковичем в Вахтанговском. Кстати, именно Виктюк был первооткрывателем для отечественной сцены новой драматургии, кроме Петрушевской он поставил и прославил Николая Коляду с его «Рогаткой» и «Полонезом Огинского». Опыт пластического театра, который станет затем основой партитур спектаклей Виктюка (симбиоз пластики, музыки, человеческого голоса), тот почепнул из эстрадно-циркового училища, куда его пригласили преподавать. Вот так, полулегальный режиссер-выдумщик работал в главных советских театрах – поставил не один спектакль во МХАТе, выбил себе место в Вильнюсе, американцы приезжали смотреть его спектакль в подмосковном Калинине. В спектаклях Виктюка играли лучшие актрисы своего времени (про него всегда говорят – как он особенно чувствует женщину): Алла Демидова, Елена Образцова, Лия Ахеджакова, Людмила Максакова. Сегодня Роман Виктюк и его театр, наконец, по-настоящему обретают свой дом. Наверное, только мистик Виктюк мог получить и страстно полюбить такое загадочное здание-шестеренку авангардиста Константина Мельникова. Дом Света, как его называет Виктюк.
«НГ»