0
4457
Газета Культура Интернет-версия

21.08.2017 00:01:00

Ярославна, Игорь и Обратная сторона луны

Тэги: мариинский театр, балет, ярославна, борис тищенко, владимир варнава, интервью


мариинский театр, балет, ярославна, борис тищенко, владимир варнава, интервью Фото пресс-службы Мариинского театра

В Мариинском театре поставили «Ярославну», балет Бориса Тищенко по «Слову о полку Игореве». Над самой значительной балетной премьерой фестиваля «Звезды белых ночей» работал Владимир ВАРНАВА – молодой востребованный хореограф, любимый публикой и артистами, ставящий и для больших академических компаний, таких как Мариинский театр и Пермский театр, и для индивидуальных исполнителей совсем разных направлений и жанров – от классических танцовщиков до драматических актеров. О его новой постановке и о том, что он ищет в танце, его расспросила критик Наталья КОЖЕВНИКОВА.

В «Ярославне» Варнавы не хватило собственно балета, танца, но, к чести хореографа, надо заметить, что он тонко слышит музыку: пластическая интонация точно считывала музыкальную – то резкая, прямолинейная и брутальная, то надломленная (как у Игоря), то ядовито ползучая (как у Дива), то пронзительная и отчаянная, то ласковая (как у Ярославны), всегда изобретательная, но органичная. Сценографическое решение спектакля в образах голливудских фильмов и марвеловских комиксов обращало на себя внимание, но не раздражало. Конечно, это не балетное воплощение «Слова о полку Игореве». И вообще не про русскую историю. Одна из основных идей – «все войны одинаковы», позволила во втором акте, на «обратной стороне луны» увидеть и фонтан «Краденое солнце» из Сталинграда, и подводную немецкую лодку. Но главное – «спасибо, что звучит музыка», как сказала после премьеры вдова композитора Ирина Тищенко. Музыка оказалась яркой, свежей, образной, эмоционально насыщенной, пронзительной. Балетной и (в исполнении симфонического Мариинского оркестра под управлением Валерия Гергиева) богатой симфонической партитурой, где явно слышался наследник Шостаковича.

Вы работаете с профессиональными танцовщиками, академическими, современными и непрофессиональными. Каков ваш артист?

– Художник работает с разным материалом – с акварелью, маслом, может пробовать себя в скульптуре. Я хореограф широкого спектра, мне интересно работать с разным материалом, с теми, кто занимается танцем, но разной специфики. И я ищу для своей будущей компании универсальных артистов с большим диапазоном. Идеально подходят те, кто имеет балетное образование, но кроме академического театра искал себя, стажировался или работал в современных компаниях в Европе. С такими артистами я могу многое пробовать. Мои постоянные артисты Саша Челидзе и Полина Митряшева – очень специфические, наша последняя работа – «Видение розы». Мне нравится, что у нас получается.

У вас в бэкграунде нет академического образования. Это позволило вам смело искать, не будучи скованным рамками традиций?

– Я прошел определенное перерождение. Начал танцевать с пяти лет эстрадные танцы, наверное, их можно с натяжкой назвать аналогом современного танца, но в 90-е годы в стране и в маленьком городе, где я рос, понятия современного танца не было. Только в столицах – Москве, Петербурге – и Екатеринбурге происходили по-настоящему значимые события в этой области. А Урал я по-прежнему считаю одним из центров современного танца в нашей стране. У меня были такие педагоги, которые заложили в меня азы импровизации, понимание, что на сцене может происходить все что угодно, что не надо стесняться своего тела – это средство выразительности, оно может выглядеть нелепо в пластических этюдах. Я им благодарен, все, что со мной случилось позже, это благодаря этому бэкграунду. В 14 лет я поступил в колледж в Центр искусств для одаренных детей Севера в Ханты-Мансийске, уехав за своими педагогами, на народное отделение, другого просто не было. К народному танцу я все детство относился достаточно скептически, мне казалось, что это устаревшая форма, а я ведь современный молодой парень. Но, поступая, увидел, как выпускники сдавали экзамен. И меня просто переклинило, потому что это было мастерски, я понял, что хочу научиться этому. И тут я зажегся. А потом по стечению обстоятельств – Кирилл Симонов, в прошлом артист Мариинского театра и хореограф шемякинского «Щелкунчика», – почему-то пригласил меня в Петрозаводск в академический театр. Я приехал как артист современного танца, а там «Щелкунчики», «Лебединые озера», я начал смотреть, как другие работают, вписался. Честно сказать, очень много разговоров, оппозиционирующих направления: «вот классика – это да, а все остальные – люди по полу валяются» или, наоборот, «вот современный танец – он о сути жизни, а классический танец – нафталин, законсервированная ерунда». Я убежден, что надо искать не то, что в танце разного, а что похожего. И этого очень много.

Имея базу эстрадного танца, народного танца, я ездил на мастер-классы, мастерские танца современного. Мне нравится знакомиться с разными техниками, с разным представлением людей об этом. И понимание того, как устроен другой жанр, позволило мне достаточно быстро влиться в структуру академического театра. Понятно, что мне было бы сложнее танцевать в таком театре, как Мариинский, потому что здесь люди, которые с молоком впитали эту школу, она внедрена с детства. Я же пытался усвоить эту школу уже сознательно.

Вы даже получили «Золотую маску» за партию Меркуцио.

– «Маску» получил, потому что был анализ того, что я делаю. Может быть, меньше делал оборотов в воздухе, но внимательнее подошел к драматическому наполнению. Театр – вещь специфическая, кто-то ценит высокие прыжки, а кто-то проживание роли. У меня был целый букет эмоций по поводу того, что меня пригласили в театр, гордость. А тяга всегда была именно к спектаклям. И в этом театре я узнал, как работает пространство сцены, что такое кулисы, падуги, софиты, как это все может быть использовано.

А что такое для вас танец? Это танец – чистый танец или танец как часть чего-то?

– Танец может быть любым, но в моем случае танец трансформируется в зависимости от замысла. Идея, концепция, мысль определяют форму, и появляется танец. Если я выбираю форму, чистый, эмоциональный танец, тогда танца будет много. Вот в «Глине», например, все артисты очень хорошо «закрыты» хореографией. Там нет персональных линий и во главу угла поставлена именно пластика тела. И для мариинских ребят с прекрасными телами придумана лаконичная хореографическая форма. В нашей «Ярославне», наоборот, появились конкретные драматические линии, и каждому артисту необходимо поработать самому над наполнением роли, помимо хореографии. Если он будет только танцевать, то зритель ничего не поймет. У Игоря линия очень конкретная, он превращается из народного героя в антигероя и приходит к раскаянию в конце, эта линия с очень интересной «кардиограммой роли», и это очень важно на эмоциональном, чувственном уровне передать. И вспоминается знаменитая фраза Пины Бауш: «Мне неинтересно, как люди танцуют, мне интересно, что ими движет». Здесь мы работаем со смыслами, и совершенно другой танец получается.

В «Шинели» я понимал, что мой «материал» – драматические артисты, они не могут много плясать, делать пируэты, но зато они могут в каждом движении доставать правду, а значит, и хореография должна быть с расчетом на это – движения максимально наполнены содержанием, но при этом лаконичны, точны и не самые сложные. И это совсем другая задача. Идея определяет форму, форма диктует задачу. Невозможно ставить безыдейные вещи, я не понимаю, как поставить балет «как у Форсайта». Когда мне предлагают сделать как у кого-то – я от этих предложений отказываюсь.

Пересечения линий, композиции, абстрактная живопись и предметная. Сюжетный – бессюжетный балет. Что для вас самое главное, передать фабулу или что-то другое?

– Бессюжетные вещи мне стали сложноваты. Хотя все равно что-то в них нахожу. Я пытаюсь рефлексировать и эмоционально реагировать на материал, на идею, которая пришла. А она может прийти с любой стороны. Увидел, какие красивые длинноногие артисты, – буду ставить балет про инопланетян с длинными ногами и большими головами. Можно прочесть какую-то книгу, как было с балетом «Пассажир». Сейчас я очень люблю, чтобы на сцене происходило действие, за которым мне было бы интересно следить. Так как я люблю не только потанцевать, но и поиграть, то внедряю это в свои спектакли. И сейчас ищу способ рассказывать историю достаточно абстрактно, но эмоционально. Это сложно, какие-то законы драматургии выстраиваются, и порой она может толкать тебя быть буквальным, но, стараясь избегать буквальности, можно так уйти, что зритель ничего не поймет. И вот ты ищешь грань, как объяснить, что хочешь сказать, но не самым простым и очевидным способом. Я очень люблю драмбалет, но он настолько въелся в нас, в артистов, этот язык пантомимы. Как придумать, чтобы герой отверг предложение, но не отрицающим жестом, а, например, хореографией, чтобы он все время спиной поворачивался. Чтобы смыслы были более интересные, чем самое первое и очевидное. Надо найти что-то новое. И вот этим поиском я занимаюсь.

У вас очень разные спектакли. Можно ли говорить о «стиле Варнавы»?

– Наверное, можно мечтать, чтобы образовался твой собственный стиль, и можно мечтать, чтобы все твои спектакли были очень разноплановые. Я пытаюсь не повторять приемы и решения, которые использовал в предыдущих спектаклях. Но это не самоцель. Иногда прошлый спектакль умирает, и ты думаешь, что была классная вещь, ее можно переработать. Главное – найти точность выражения мысли. Я пытаюсь сформировать язык танца. Но в последнее время критики говорили, что, например, в «Петрушке» и «Видении Розы» совсем нет танца, хотя вроде всем нравится. Есть и другое мнение. В «Видении Розы» была задача найти способ танца, чтобы это были не батманы с одухотворенным лицом, а что-то между бытовым существованием и все-таки танцевальное, посаженное на ритм, на музыку, и мне кажется, что у нас это получилось. Я понял, что, может быть, то, что я считаю танцем, некоторые люди не воспринимают как танец. И это нормально.

Борис Тищенко главным в своем балете видел образ затмения, считая, что «Слово…» – не о героизме и Игорь не герой. Как вы читаете «Слово...»?

– Мне кажется, что это такой Макбет наоборот: от помрачения главного героя – к ясности, к прозрению ценой гибели многих жизней, через покаяние.

Как происходит работа над большим балетом? Над формой и драматургическими линиями ролей? До репетиций или в процессе работы?

– Что касается «Ярославны», была проведена огромная подготовительная работа, надо было работать с музыкой, переосмыслить ее. В оригинальном спектакле было огромное количество прекрасных идей, это был советский хит, но записи не сохранились. Мы делали принципиально новую вещь. Сначала придумываешь сам идею, основную форму, сценические воплощения в «Ярославне» мы придумывали вместе с художницей Галей Солодовниковой, потому что артистам придется в этом пространстве существовать. Я не люблю декоративное пространство, в нем должна быть идея. А потом приходишь в класс, и какая-то часть из придуманного не работает, а другая – и подумать не мог, а она ожила. Весь этот балет родился в зале, хотя без той подготовительной работы ничего бы не было, потому что есть сложные внутри связи, персонажи, линии. Я люблю отсекать, я – минималист в какой-то степени. Хочется добиться лаконичности высказывания. Есть сцена – «Вежи половецкие», там эффектная музыка, и мы с художницей, драматургом много насочиняли – шаманы, жертвоприношения, костры горят, вакханалия... Но на репетиции я понял, что музыки не так много. И по-настоящему это должен быть мощный массовый всплеск. И я попытался сосредоточиться на массовой активной демонической пляске, без всяких внешних атрибутов. Поэтому многое отпало в процессе репетиций.

Вы ввели в балет нового персонажа – Дива.

– Главных персонажей получилось три – Князь Игорь, Ярославна, и Див. Его не было в оригинальном либретто, это предвестник скорой беды, дух, пришедший из половецких преданий. Но я его больше рифмую с внутренним демоном главного героя. Вторым планом я подразумеваю такую концепцию: Игорь отправляется в половецкие земли, он идет в глубины своей души, на обратную сторону своей луны. Происходит солнечное затмение, луна закрывает солнце, и он отправляется во внутренний свой космос, чтобы выяснить – кто он такой, и с этим осознанием возвращается. Вначале герой – агрессивный, нахальный юнец, а возвращается он человеком, который отказывается от оружия, от войны и понимает ценность мира. И Див – антагонист всему хорошему в Игоре, кто его склоняет похитить дедову славу и добыть новую славу себе самому. В оригинальном либретто есть Мальчик-пахарь, для него Борис Тищенко написал отдельный номер. В том балете он был символом плодородия и новой надежды – воины погибли, но есть мальчики, которые вырастут в мужей. Я думал его купировать, но в какой-то момент мальчик стал антагонистом Диву, символом мира, он несет свет, пытается помочь и предостеречь Игоря. Ну, а Ярославна – это все те, кто любит, ждет и терпит, несмотря ни на что.

Классические танцовщики идут на проекты современного танца с удовольствием. Почему?

– Артисты Мариинского театра в большинстве своем с радостью идут на создание нового спектакля, потому что здесь это событие не такое частое. Даже когда премьера – часто это перенос: МакГрегор приехал и перенес спектакль, который он поставил в другом театре. Но как же прекрасно заниматься новым, тем, что рождается сейчас, здесь с твоим участием. У меня есть прекрасные, инициативные ребята из кордебалета – просто огонь, они включаются, предлагают что-то, оживают в поставленных мной задачах, развиваются, начинают сочинять. Самое главное – завлечь артиста, чтобы он начал сочинять. Мне неинтересно делать спектакль, который я уже придумал полностью, – я его уже мысленно поставил, продал все билеты и у меня аншлаг. Хочется, чтобы это все было здесь и сейчас. Поэтому многое происходит в зале. Время репетиций – это время совместного творчества.

Но вы что-то сочинили для артиста, на него, а их несколько на одного героя.

– Это сложно. У меня есть три Дива, три Игоря – Юра Смекалов, Саша Сергеев, Андрей Ермаков. Все делают по-разному, мне все нравятся. Артист по-своему наполняет схему, интерпретирует движения, мизансцены могут отличаться. Есть хореографический текст, но станцевать его можно по-разному – сухо, мягко, широко, с разной энергией.

Своего рода хореографическая интонация?

– Да, она необходима. Академический балет прекрасен, но мне в нем живое находить сложновато. Хочется того, что будет отзываться в человеке сегодняшнем.

В случае с «Ярославной» и «Словом о полку Игореве» – насколько необходимо погружение в историю, насколько то, что вы придумываете, соответствует источнику?

– Я воспринимаю это как миссию, мне очень повезло, что досталась возможность ставить этот балет. Спасибо руководству театра, балета, Валерию Абисаловичу, это было их предложение, потому что в меня как-то невероятно попадает эта история. Она невероятно сильная, и еще у нее можно научиться. Это произведение – очень мощное высказывание. И музыка потрясающая, она сложная, оригинальная, полное ощущение, что она написана сегодня. И меня этот материал словно сам нашел. Для меня «Слово…» стало открытием, я помню свое ощущение, когда мы в школе его изучали, было скучно. Но я обомлел, когда перечитал, нашел несколько переводов, анализ произведения Лихачевым, дебаты по этому поводу, разные версии трактовки. И я просто был поражен, насколько оно о другом. И самое интересное, что его можно поворачивать и так и сяк – это может быть о подвигах, о неудачном походе, а может быть о спасении человеческой души.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Ольга Соловьева

Бюджет оплатит закупку лекарств от разных форм гепатита

0
828
Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Партийные кандидаты показали патриотические чувства и локальные успехи

0
796
Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Анастасия Башкатова

Автовладельцы ищут способы сэкономить на запчастях и ремонте

0
756
Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Екатерина Трифонова

Нелегальный мигрант попытался найти защиту у Конституционного суда РФ

0
722

Другие новости