Кэти Митчелл исследует территорию любви и одиночества

Волшебный эликсир можеть создать иллюзию молодости, но не счастья. Фото Дамира Юсупова с официального сайта Большого театра

В Большом театре подходит к концу премьерная серия спектаклей «Альцина». Опера Генделя была поставлена культовым режиссером Кэти Митчелл на фестивале в Экс-ан-Провансе, в копродукции с Большим театром в 2015 году, в Москве запланировано несколько блоков, которые будут идти в течение двух лет. Этот сложносочиненный и сложноустроенный проект показывает, что Большой сегодня готов к постановкам хай-класса: технически спектакль проходит безупречно.

На первых минутах, даже секундах спектакля узнается стиль Митчелл – хотя бы в сравнении с ее постановкой оперы Джорджа Беньямина «Написано на коже», которую уже названный французский фестиваль привозил в рамках большой гастрольной программы в Москву минувшим летом. Дом в разрезе, путешествие сквозь времена, команда статистов, выполняющая драматургически или вспомогательно важную функцию. Даже тема обоих постановок так или иначе феминистская, хотя сюжеты разные, да и подход тоже.

Итак, мы видим двухэтажный особняк, где выделяется нарядная центральная комната (зал) на первом этаже – остальные давно потеряли лоск, стены состарились, зеркала потускнели, здесь все дышит ветхостью (художник Хлоя Лэмфорд). Функционально по обе стороны от зала находятся «кабинеты» Альцины и ее сестры Морганы. Наверху – лаборатория по превращению мужчин в чучела зверей. По сюжету, напомним, коварные волшебницы превращают мужчин в зверей, камни, скалы и т.д. – никто не уходит живым с их одинокого острова посреди моря.

Митчелл исследует, в общем-то, самую избитую для оперных подмостков тему любви, но делает это с мастерством психоаналитика. В частности же – тему наступающей старости  (и как следствие – неотвратимого одиночества) и желания всеми силами удержать так быстро и так бесповоротно ускользающую молодость. 

Альцина и Моргана – уже старухи, но с помощью изобретенного ими эликсира они обретают возможность казаться окружающим молодыми и очень привлекательными женщинами. И только в одной комнате – стоит одной или другой выйти за ее пределы, как они обретают свой возраст, давно увядшую внешность, потерянный стан... Фантастически сыграли эти роли актрисы Татьяна Владимирова и Таисия Михолап, одними лишь жестами, походкой, движением сумевшие передать невыносимое их страдание, отчаяние и почти потерянную надежду на счастье. 

Желание удержать мужчину – а Альцина так влюбилась в своего пленника Руджеро, что не решилась его превращать в собачку или тигра, – сводится у нее к сексуальным играм, порой самого откровенного толка, так же забавляется и Моргана. Когда обеим придется столкнуться с силой не страсти, но настоящей любви – их мир рухнет: Руджеро спасла его невеста Брадаманта, отважившаяся на путешествие в поисках жениха. Впрочем, настоящую любовь одна из волшебниц предпочитала не замечать: один из слуг, Оронт, был влюблен в Моргану – молодую и старую, он был погружен в тайны сестер. Та же отмахивалась от этих чувств и увлеклась Риччардо (в обличье мужчины появилась здесь Брадаманта) – Оронт не нашел в себе силы предотвратить ее гибель, момент его с ней прощания трогает до слез.

Финал оперы в трактовке Митчелл преисполнен сочувствия – ко всем. И к ведьмам, что заняли место бывших пленников в хрустальных ларцах, и к спасшимся и, казалось бы, зажившим счастливо. Нет, хоть Гендель представляет здесь гимн любви – отношения героев Митчелл, кажется, рушатся, Брадаманта не может простить Руждеро его страсти к Альцине...

Счастливой остается только одна пара – мальчик Оберто, что прибыл с Брадамантой, нашел среди освобожденных пленников своего отца – вот эти чувства нерушимы. 

Кстати, Оберто поет Алексей Кореневский из Гнесинки (часто эту партию передают певицам, так как материал довольно непростой) – и делает это очень виртуозно. Музыкально спектакль, хотя состав певцов здесь и не столь блистателен, как в Эксе, где пели, скажем, Патрисия Петибон и Филипп Жарусски, состоялся. 

Солистка театра Анна Аглатова (Моргана) – певица самого широкого репертуара – не уступает в мастерстве владения особого «инструментального», почти без вибрато, звукоизвлечения, фразировки, дыхания западным коллегам, более опытным в исполнении барочной музыки. Приглашенных солистов большинство. Из первоначального состава осталась лишь Катарина Брадич (Брадаманта) – ее технически «оснащенное», глубокое меццо отлично звучит в ансамблях с высокими голосами (сопрано и контратенором). На партию Руджеро пригласили Дэвида Хансена – певца с довольно солидной европейской карьерой (родился и учился он в Австралии): возможно, ему не хватает музыкальности, некой проникновенности, необходимой для этой партии, но своим необычным и сложным «в управлении» голосом он владеет умело.

Наконец, Альцину исполняет немецкое сопрано Хизер Энгебретсон, она одним своим голосом заставила зрителя сопереживать страдающей женщине, которая понимает, что теряет любовь всей своей жизни (а вот о безупречности подвижных арий в ее исполнении говорить затруднительно). 

Дирижер Андреа Маркон, основатель Венецианского барочного оркестра, специалист по старинной музыке, лепит из российских музыкантов гибкий, очень отзывчивый коллектив: звучание ансамбля, где есть и лютня, и теорба, и блокфлейты, местами даже изысканно. Этот опыт останется с музыкантами надолго – теперь можно приступить к «выращиванию» российских дирижеров – специалистов по историческим реконструкциям.