Фото Reuters
Правда, в США пока что только протестанты становились президентами, и только один раз президентом был избран католик. Но даже не в этом дело. Открытым остается вопрос о том, насколько в наше время религиозная принадлежность определяет симпатии кандидатов и политику самого избранника. Например, насколько помешало Митту Ромни то, что он мормон, победить на выборах президента США? Да, на теме его веры спекулировали конкуренты. Но Ромни шел на выборы не с «Книгой Мормона» в руках, а с программой сокращения социальных расходов и либерализации экономики. Возможно, на эти взгляды и повлияла вера Ромни, но его единомышленниками были представители разных традиций.
Что касается России, то здесь еще труднее заметить во взглядах политиков отражение их религиозной принадлежности. В отличие от Америки у нас не существует свободной конкуренции вероучений и общин. Религиозные убеждения как бы прилагаются к имиджу. Это даже трудно назвать убеждениями – скорее маркер принадлежности политика к той или иной этнической и социальной группе. Если речь идет обо всей стране или «русских» регионах, то здесь в неписаный протокол входит «молитвенное стояние» в VIP-зоне православного храма. Если мы говорим о национальных республиках, то же самое происходит в главной республиканской мечети. Религия – только фрагмент декорации на политической сцене.
В последнее время, когда большая политика вдруг приоткрылась для несистемной оппозиции, ситуация стала разнообразнее. Стало возможным обсуждать отношение того или иного деятеля к социальным раздражителям вроде «дела Pussy Riot», «оскорбления святынь», «мечети в русском городе» и т.д. Но отношение к церковной или исламской бюрократии опять же играет вспомогательную роль – для определения системности деятеля. Заглянуть в душу отечественного политика – дело сложное и даже, наверное, невыполнимое. Наш политик никогда не признается в своих искренних убеждениях, если они противоречат сложившимся представлениям и стереотипам. Ведь это будет имиджевое самоубийство.
Да и вообще сложно себе представить, что кто-то из российских чиновников или публичных политических деятелей всерьез уверовал в то, что жизнь в нашей стране надо изменить согласно христианским заповедям. Или своей политикой вполне искренне пытался приблизить приход конца времен и Мессии, а ведь такое бывало в мире, например в Иране при Ахмадинежаде. У нас политик обещает решать социальные задачи не потому, что хочет построить Град Божий на Земле, а в целях популизма. В Град Божий не верит и сам избиратель. В отечественной политике не видно ни капли мессианизма и идеализма, исключительно борьба клановых интересов, или, как нежелательная крайность, соперничество этнических и региональных групп. Но в такой борьбе уже нет никакой необходимости допытываться о религиозной принадлежности ее участников, она очевидна.
В подобных условиях религиозные убеждения наших лидеров не столько характеризуют их личные качества, моральный облик, нравственные устои, сколько могут дискредитировать или, наоборот, определить как «своего». Эта тема у нас характеризует не человека, а его место в системе. Поэтому, наверное, не служит развитию демократии. Так что с подобными вопросами в нашей «соборной» стране, где коммунальное выше индивидуального, не стоит спешить.
Татьяна Астафьева 
