Фото Gettyimages
Завтра в Издательском совете Русской православной церкви обсудят вопрос о популяризации «подвига новомучеников и исповедников российских» в художественной литературе. В обсуждении примут участие церковные функционеры, ответственные за издательские проекты, издатели соответствующей литературы, писатели и поэты, отмеченные Патриаршей литературной премией.
Вероятно, это очередной проект, приуроченный к 100-летию русской революции и 80-летию Большого террора. Церкви важно напомнить, что она стала одной из главных жертв политического режима революционеров, объявившего своей целью окончательное искоренение религии. Память о репрессиях против духовенства не одно десятилетие служит для Московского патриархата, да и для других традиционных религиозных общин нашей страны, своеобразной охранной грамотой, позволяющей парировать любую критику, обвинения в злоупотреблениях, а также выдвигать определенные притязания на материальную и моральную компенсацию.
С этим все понятно. Сложнее разрешить некоторые противоречия эстетического и идеологического свойства, также вытекающие из тяжелой истории Церкви в XX веке. Церковная литература имеет свою систему жанров и соответствующие ей каноны, специально предназначенные для рассказа о жизненном пути подвижников веры. Эта литература, называющаяся агиографической, берет начало в раннем Средневековье и на Русь пришла из Византии. Новоделы подобного жанра появляются и в наши дни, лежат на полках не только церковных лавочек, но и больших книжных магазинов и даже пользуются определенным спросом у публики, которая ищет не эстетического переживания, а обращения к архаическому стандарту.
Однако проект, который будет завтра обсуждаться в Издательском совете РПЦ, нацелен прежде всего на молодежь, в соответствующих информационных сообщениях подчеркивается: речь идет о популяризации подвига новомучеников для «современного читателя», для «современного поколения». Тут-то и кроется загвоздка. Авторы житий нового поколения должны будут оторваться от ветхого канона и обратиться к беллетристике. Разница между традиционной агиографией и популярными сериями – как между иконостасом древнерусского храма и гипотетической мангой на религиозные сюжеты.
Далее возникает проблема качества исполнения. Индивидуальный талант предполагает высокую степень художественной свободы, граничащей с вольнодумством. Мы знаем примеры литературного творчества, возросшего на православной почве, но объявленного Церковью кощунством или ересью: «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, «Последнее искушение Христа» Никоса Казандзакиса.
Если Церковь обратится к масскульту, то и здесь ее ждут подводные камни. Пафосным сочинениям про пострадавших за веру исповедников в сталинском СССР не избежать сравнения с советскими сериями про пионеров-героев, с «Молодой гвардией», «Русским характером», «Судьбой человека» и прочими образцами высокоэмоционального патриотического агитпропа. Как мы знаем, эпигонство трагедию превращает в фарс. Таковы неумолимые законы искусства.
Эффект от нового миссионерского проекта РПЦ может быть обратным желаемому. Сколь-нибудь искушенный читатель со взыскательным художественным вкусом, столкнувшись с продукцией церковного агитпропа, может прийти к выводу, что у него с Московским патриархатом разногласия прежде всего стилистические.
Церковь так отчаянно пытается дотянуться до современности, что рискует совсем оторваться от корней. Представление о церковности неизбежно связано с архаикой, а не футуризмом. Так уж сложилось или так уж устроена Церковь, что только тысячелетнее культурное наследие, а не модернистские эксперименты, и в наши дни делает ее источником и хранителем традиционных ценностей, обеспечивает место в культурном и духовном ландшафте современной цивилизации.
Татьяна Астафьева 
