Сергей Цирель Сколько бы ни говорили об успехах российской экономики в последние годы, какие бы аргументы ни приводили в пользу рыночной экономики, - большая часть граждан России знает, что в брежневские времена им жилось лучше. Конечно, "что пройдет, то будет мило", мы порядком подзабыли очереди и пустые прилавки, мы уже успели придумать себе светлый образ времен с колбасой по два двадцать, но факт остается фактом - большинству людей действительно жилось лучше. Разумеется, не стоит забывать, что тогда не было ни парламента, ни выборов, ни свободы слова, но многим ли нужны эти права и свободы, и так ли их много сейчас в новой демократической России? И потому - можно ли утверждать, что возвращение во времена Госплана исключено?
Часто высказывается мнение, что ксероксы, компьютеры и, главное, интернет несовместимы с социалистической экономикой. Да, конечно, новые возможности распространения информации плохо уживаются с советским режимом секретности и постоянным враньем. Я тоже, честно говоря, плохо представляю себе социалистический интернет и даже социалистический принтер, стоящий у меня дома на столе. Но, говоря об этом, я тут же вспоминаю о великом множестве фантастических романов, предсказывающих тотальный компьютерный контроль за каждым шагом каждого человека. А затем, наоборот, о египетских фараонах или, например, о верховных инках, в странах которых царили порядки, весьма схожие с советскими, - вряд ли эти правители сочли бы возможным допустить всеобщую грамотность населения или разрешить подданным передвигаться по стране без дозволения начальников. И, наконец, о мечтах экономистов и идеологов советского времени довести плановую экономику до полного совершенства с помощью ЭВМ. Так что современные информационно-коммуникационные технологии не являются непреодолимой преградой для планового хозяйства, они одинаково хороши и для распространения информации, и для тотального контроля. Нет той жесткой связи между технологиями и социально-экономическим строем, о которой нам твердили преподаватели политэкономии и научного коммунизма. Нет и другой жесткой связи между технологиями и социально-экономическим строем, о которой нам нынче твердят убежденные либералы.
Можно говорить лишь о вероятности того или иного строя при тех или иных технологиях. Например, как пишет известный культуролог профессор А.В. Коротаев, в XV веке в субтропическом поясе Евразии при примерно одинаковом уровне технологического развития рыночная экономика преобладала только в Северной Италии, а в большинстве остальных стран доминировала государственная редистрибутивная (перераспределительная) экономика. И наоборот, в середине ХХ века в большинстве индустриальных стран (кроме СССР и стран СЭВ) преобладали рыночные отношения.
Поэтому не технологии составляют основную преграду для плановой экономики. Дело, на мой взгляд, в другом - сам процесс планирования возможен только для предсказуемых вещей: например, нельзя планировать погоду. Так же невозможно планировать моду. Но чтобы составлять планы и распределять ресурсы, необходимо знать, что потребуется людям завтра. А для этого, в свою очередь, необходимо либо постоянство этих потребностей, либо возможность навязать людям свое представление о том, что им надо.
Пока основные потребности людей определялись традицией, пока стремления людей иметь завтра иные вещи, чем вчера, не играли существенной роли, реальные преимущества рыночной экономики по сравнению с государственной (азиатской, редистрибутивной, плановой и т.д.) были весьма эфемерными. Конечно, отсутствие действенной обратной связи, кроме хилого механизма жалоб трудящихся и подачи петиций (а в СССР даже подача петиций была фактически запрещена), примерно раз в несколько веков приводило страны с нерыночной экономикой к развалу погрязшей в коррупции власти и разрушительным кризисам, но после кризисов и гражданских войн большинству государств удавалось восставать из пепла и возвращаться к прежнему образу жизни. Однако и рыночная экономика тоже сопровождается циклическими кризисами перепроизводства, менее разрушительными, но более частыми.
В результате Китай, несмотря на преобладание нерыночного сектора, до середины XVIII века (по другим оценкам, даже до начала XIX века) опережал Западную Европу по ВВП на душу населения. Рабство и крепостное право, казалось бы, окончательно похороненные как аморальные и неэффективные в середине XIX века, через 60-70 лет вернулись вновь и показали в сталинской России и фашистской Германии неплохие результаты. Темпы экономического развития СССР в 20-50-е гг. ХХ века были выше, чем во всех капиталистических странах, и ведущие интеллектуалы Запада без тени сомнения предсказывали грядущее торжество социализма на всей Земле.
Однако потом что-то переменилось, и с начала 60-х гг. СССР по темпам экономического роста стал отставать сперва от Японии и ФРГ, а потом и от всех ведущих стран Запада. Главным источником этих перемен был переход от сельского образа жизни к городскому, от традиционных вкусов к новым, от желания иметь всем известный минимум благ к стремлению пользоваться самым новым и самым лучшим. Чем большая часть населения страны жила в городах, чем больше людей получали среднее специальное и высшее образование, тем шире становился круг тех, чьи потребности нельзя планировать. Удовлетворение незапланированных потребностей все в большей мере шло в обход узаконенных плановых механизмов и все больше разрушало плановое хозяйство. Неуспехи планового хозяйства подрывали веру в главную догму коммунистов - о неминуемой победе социализма в экономическом соревновании. Оба процесса, экономический и идеологический, взаимно стимулировали друг друга и ускоряли развал советской экономики и коммунистической идеологии. Уже к середине 70-х гг. неверие в социалистические догмы охватило большую часть интеллигенции, а погоня за импортными товарами, их доставание полулегальными и совсем нелегальными путями превратились в образ жизни большинства горожан. Теневая экономика и теневая идеология (в основном либеральная) разъедали ржавеющий остов планового хозяйства и усиливали диспропорции. Темпы экономического роста все более замедлялись, стагнация и застой приходили на смену былым успехам.
Разумеется, правы и те, кто говорит о благотворном (для СССР) влиянии энергетического кризиса 70-80-х гг. в странах Запада на ход соревнования двух систем, однако это влияние далеко не однозначно. С одной стороны, кризис на Западе и рост экспорта нефти и газа из СССР отсрочил наше экономическое поражение, но, с другой стороны, дряхлеющий Госплан прозевал новую технологическую революцию на Западе, которая к середине 80-х гг. сделала наше отставание еще более наглядным.
Не менее правы и те, кто говорит, что к началу перестройки СССР еще окончательно не растерял всех ресурсов роста. Образно говоря, к середине 80-х гг. Советский Союз только вышел на пенсию и начал прихварывать, а смерть наступила не от этих болезней, а от неумелого лечения. Однако в более широкой перспективе подробности распада советского строя ничего не меняют, прихварывающий пенсионер неизбежно отстает от активных работников, а рано или поздно его неизбежно ожидают все более тяжелые болезни, в том числе неизлечимые.
Но для тех, кто не стремился к рыночным реформам, конкретные причины и точная дата развала СССР и плановой экономики далеко не безразличны. Многие из них, особенно люди старшего возраста, до сих пор сохраняют традиционный стиль потребления, и для них действительно плановая экономика не только привычнее и роднее, но и объективно ничем не хуже рыночной. Однако без особого стечения обстоятельств у традиционалистов нет шансов повернуть историю вспять, вкусы более молодых и более активных горожан неизбежно будут доминировать над вкусами пенсионеров и сельских жителей, а естественный процесс смены поколений с каждым годом сокращает ряды потребителей-традиционалистов.
Я отнюдь не утверждаю, что "консьюмеризм" одержал окончательную всемирно-историческую победу. Сегодня нам представляется, что мы (и тем более жители более богатых стран) никогда не станем довольствоваться скудным набором товаров, отобранных властью. Вполне возможно, что это так, но также вполне возможно, что человечество ждет иное будущее. Не исключено, что потребителям надоест бесконечная погоня за новым, что мир бабушкиных вещей когда-нибудь снова покажется более уютным и теплым, чем мир никелированных монстров, сегодня привезенных из магазина. А еще более вероятно, что обстоятельства вынудят людей умерить свои аппетиты. Например, за серьезной экологической катастрофой (неважно, какого сорта) последует тенденция к минимизации потребления, всемерному самоограничению как императив выживания.
Однако все это лишь гадания на кофейной гуще. Сегодня стремление покупателей иметь и уметь пользоваться новыми товарами, разрушившее советскую экономику, в странах с рыночной экономикой способствует экономическому росту. Несчастные люди, удовлетворяющиеся малым, как бы кощунственно это ни звучало, объективно тянут Россию в прошлое и мешают ее экономическому развитию. Независимо от того, успешен или неуспешен российский капитализм, ему нет реальной альтернативы при современном типе потребления. Только рынок способен удовлетворять в массовом масштабе меняющиеся непредсказуемым образом потребности людей и тем самым достигать невиданной ранее скорости технического прогресса. В Советский Союз нельзя вернуться.
Санкт-Петербург
Дарья Гармоненко