Петербурга

Что раздражает безмерно, так это удивительное желание сравнивать Юзефовича с Акуниным и наоборот. Видимо, массовой культуре восприятия всегда нужен какой-нибудь бинарный объект, и обязательно, чтобы одна его часть была непременно хуже. Между тем и книги, и авторы совершенно разные. Акунин - деталь проекта, автор, выполняющий свою задачу, работающий продуктивно и неутомимо. Юзефович пишет медленно, годами, по-своему. Разное историческое время у их героев, разные приемы двух писателей. Оба относятся друг к другу с уважением. Что их сравнивать-стравливать - непонятно.

Впрочем, есть одно у Юзефовича с Акуниным общее - восточная интонация, деталь, которая все время лезет наружу, как пистолет под двойным дном чемодана. У одного - это Япония, у другого - монгольская степь. Но обо всем по порядку.

Вторую книгу цикла о сыщике Путилине было путали с "Убийством в доме свиданий" Сергея Карпущенко, что вышла в "Амфоре". Между тем у Юзефовича есть и убийство, и дом свиданий, есть масоны и Каллисто, есть загадочные жетоны и не менее загадочные незнакомки, и атмосфера той части девятнадцатого века, о которой герои в 1893 году уже могли сказать: "Фон роскошный, вы себе даже представить не можете, - вздохнул Иван Дмитриевич. - В то время под словом "политика" имелись в виду исключительно события вроде войны Мехмет-паши турецкого с Мехмет-султаном египетским, все газеты были одного направления, а о евреях вспоминали только в тех случаях, когда требовалось занять денег. О, - продолжал он, - это было чудесное время! В ваших летах вы еще не знаете, что эпоха подобна женщине, с которой живешь: чтобы оценить ее по достоинству, нужно расстаться с ней навеки".

Была у Юзефовича в "Доме свиданий" и особая игровая составляющая, роднящая роман с компьютерными играми типа "квест" - собирание подсказок, которые со временем составят пазл, раздастся щелчок - и все станет на свои места. Причем в финале автор отошлет читателя к одному из Денискиных рассказов - сынок сыщика выменяет улику на живого жучка. Впрочем, сам автор уверял, что это случайность. Ну так и его герой говорит: "Дорогой мой, нельзя же все понимать буквально! - покривился Зеленский. - Даже счет, поданный вам в ресторане, допускает различные толкования. Тем более миф".

Настоящий английский детективный сюжет. Но вот в премированном и награжденном "Князе ветра", третьей книге, сюжет только похож на детективный. Роман только притворяется детективом - на самом деле это книга о Западе и Востоке и о том, как цивилизации сходятся в своем шаманическом танце, на секунду соприкасаясь, а потом расходясь снова.

Все начинается в Петербурге - самом западном и европейском из городов русских - потому как "запад" понятие не только географической долготы. И, прежде чем завершить круг, действие окунается в марево Востока, судьбу Урги, что, и превратившись в Улан-Батор, осталась городом призрачным.

Правильный и не очень успешливый сыщик Путилин читает бульварные романы про самого себя, продолжает ругаться с женой и обожать сына, но вот уж автор этих романов лежит с дыркой в голове, а над этой печальной картиной летает память о смерти монгольского князя, что хотел продать душу христианскому дьяволу. Потому как у монголов душ несколько, а дьявол - западный, привык, что у людей она одна.

Но между этими событиями бьет ключом вставка - обрывки записок русского офицера, что воюет на стороне монголов. Офицер воюет в чужой стране и осаждает Ургу задолго до Сюй Шучжена и задолго до Унгерна, но гораздо позднее путилинских поисков истины.

Офицеру рассказывают про призраки вещей и призраки людей, называемые тулбо. Самая интересная история про восточную призрачность вещей рассказана Юзефовичем мимоходом. Это история про то, как офицер идет на базар и покупает курицу. Он покупает жареную курицу, а потом оказывается, что эта курица фальшивая - нет курицы, а есть безукоризненно точно собранный из куриных костей остов, обтянутый бумагой. Призрак курицы, тулбо.

И записывает офицер в дневнике, что города Петербург и Ургу "объединяет не только их мнимая вторичность по отношению к настоящим Венеции и Лхасе. Помимо того, что три первые буквы в слове "Урга" являются тремя последними в слове "Петербург", эти две столицы роднит еще и странное созвучие предсказанных судеб". Посему болотному граду надлежит быть пусту, и монгольский город обречен на поглощение степью.

В старом фильме про страдания немолодого Обломова заставками проходили рисунки - Медный всадник посреди болота, Исаакиевский собор на опушке леса, Александровская колонна посреди поля. Кажется, дунь-плюнь - и исчезнет все, окажется перед тобой не былая столица, а фальшивая курица, окажутся вокруг тебя не замки и дворцы, а степи, плоские, как стол. Поскачут перед тобой в жарком летнем мареве монгольские лошади, увидишь в полумраке шатра гадание на бараньей лопатке, встанут удивленными столбиками сурки-тарбаганы, таращась на невиданный город "Петербурга". Это роман с двойным дном, а как известно, то, что лежит между фальшивым дном и настоящим, - всегда самое ценное.

Это "Знак четырех", в котором важнее не дедуктивный метод Холмса, а былые похождения майора Шолто. Читатель поставлен перед выбором - читать детектив про человечного сыщика, а хочешь - сопрягать в своем сознании Запад и Восток, которым не дано сойтись. Желающим узнать, что произошло с бульварным писателем и заехавшим в Петербург монголом, все расскажут в конце. Другим достанется вдохнуть рассветный ветер степи, который встречают стоящие неподвижно тарбаганы.

Ветер идет к Западу, и ветер идет к Востоку, и возвращается ветер на круги своя.